Царство Русское Российская империя Имения: Дворцы и особняки:

Род князей Куракиных внесён в V часть родословных книг Орловской и Пензенской губерний (Гербовник, I, 3).

Московский период

Петербургский период

Борис Иванович Куракин (1677–1727) - знаменитый дипломат, первый постоянный русский посол за границей, заложил традицию дипломатической службы в семействе Куракиных. Сочинения Куракина, представляющие характерный образчик языка петровского времени, равно как и другие его бумаги, опубликованы в первых томах «Архива князя Ф. А. Куракина» (СПб, 1890). Женат 1-м браком на Аксинье Фёдоровне Лопухиной (сестре царицы), 2-м браком - на кнж. Марии Фёдоровне Урусовой.

1. Куракина, Татьяна Борисовна М. М. Голицына
2. Куракина, Екатерина Борисовна , невеста гр. М. Г. Головкина , жена генерал-фельдмаршала гр. А. Б. Бутурлина
3. Куракин, Александр Борисович (1697–1749), обер-шталмейстер, сенатор, посол во Франции, двоюродный брат царевича Алексея , женат на Александре Ивановне Паниной
   1. Куракина, Татьяна Александровна , жена А. Ю. Нелединского-Мелецкого
   2. Куракина, Екатерина Александровна , жена кн. И. И. Лобанова-Ростовского
   3. Куракина, Наталья Александровна , жена генерал-фельдмаршала кн. Н. В. Репнина
   4. Куракин, Борис Александрович (1733–1764), гофмейстер, сенатор, президент ряда коллегий, женат на Елене Степановне Апраксиной . После смерти 31-летнего князя воспитание его детей взял на себя его дядя Никита Панин .
      1. Куракин, Александр Борисович (1752–1818), владелец села Куракино , приятель Павла Петровича , посол во Франции и Австрии, вице-канцлер, холост
         1. Вревский, Александр Борисович , побочный сын предыдущего, фамилию получил по названию родового села Врев , титул барона - от австрийского императора по прошению своего отца; от него происходят бароны Вревские
         2. Ещё пятеро побочных сыновей и четверо дочерей известны как бароны и баронессы Сердобины
      2. Куракин, Степан Борисович (1754–1805), владелец усадьбы Алтуфьево , женат на Екатерине Дмитриевне Измайловой; сохранилась их московская усадьба по адресу: ул. Новая Басманная , 6 (впоследствии Куракинская богадельня)
      3. Куракин, Алексей Борисович (1759–1829), генерал-прокурор, генерал-губернатор Малороссии, министр внутренних дел (1807–1811); его потомство показано ниже
      4. Куракин, Иван Борисович (1761–1827), гвардии полковник, женат на Екатерине Андреевне Бутурлиной (1766-1824)

Новейшее время

Портретная галерея рода Куракиных помещалась в усадьбе Степановское-Волосово Зубцовского уезда Тверской губернии . Ныне портреты хранятся в запасниках Тверского краеведческого музея и его филиалов. Первая выставка куракинского портретного наследия была организована в конце 2011 года .

Напишите отзыв о статье "Куракины"

Примечания

Литература

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Карла Вингебера, 1854. - Т. 1. - С. 314.
• История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров . - М .: Современник; Лексика, 1991. - Т. 1. - С. 359-361. - 50 000 экз. - ISBN 5-270-01513-7 .

Ссылки

Отрывок, характеризующий Куракины

Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m"avez fait l"honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l"eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c"est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu"elle s"y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l"encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l"horloger n"a pas la faculte de l"ouvrir, il ne peut la manier qu"a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.

Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.

Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?

Куракины - княжеский род, происходящий от Великого князя Литовского Гедимина . Внук его второго сына, Наримонта-Глеба , князь Патрикий Александрович , в 1408 г. прибыл в Москву на службу к Великому князю Московскому Василию I Дмитриевичу и женился на его дочери, княжне Анне Васильевне. (По другим сведениям: "Правнук Гедимина, князь Патрикей, выехал в Великий Новгород по приглашению боярского совета и был принят с большими почестями, получил в удел города: Орехов, Корелу, а также село Лужское."). От него произошли князья Патрикеевы, а от тех — Булгаковы

Праправнук князя Патрикия Александровича, князь Андрей Иванович Булгаков, по прозвищу Курака (от тюркского quraq — «высохший, пустой, бессодержательный, скупой, жадный, задумчивый»), стал родоначальником князей Куракиных. В XVI и XVII вв. двенадцать представителей рода были боярями. При этом князья Куракины были в числе 16 родовитейших фамилий, представители которых из стольников непосредственно возводились в боярский чин, минуя чин окольничего.

Они занимали видное место в Боярской думе, ведали рядом Приказов (чаще всего - Судным Владимирским), служили в первых городовых и полковых воеводах, возглавляли посольства и др. Один из Куракиных был воспитателем Царевича Федора Алексеевича.

Во времена местничества Куракины причислялись к знатнейшим фамилиям Московского государства, из их числа 12 человек были боярами.

Род князей Куракиных связан кровным родством с Великими князьями Московскими из династии Рюриковичей. Так, князь Патрикей Александрович был женат на дочери Василия I Дмитриевича , княжне Анне; князь Андрей Иванович Булгаков-Курака и Иоанн IV Грозный были четвероюродными братьями.

В конце XVII - начале XVIII в. Князья Куракины были в близком свойстве и родстве с домом Романовых и Императорами Священной Римской Империи.

В XVIII веке почти все Куракины состояли на дипломатической службе. Род, никогда не бывший многочисленным, в 1994 году насчитывал всего одного представителя

Герб рода Куракиных

1. Родоначальник — князь Булгаков-Курака, Андрей Иванович , боярин, ум. 1521

Потомок в VII поколении литовского князя Гедемина. Третий из четырёх сыновей боярина Ивана Васильевича Патрикеева по прозвищу Булгак, по которому Андрей и его братья носили фамилию Булгаков, однако его дети писались уже как Куракины. Князья Патрикеевы занимали одно из центральных мест при дворе Ивана III. Три его брата также имели боярское звание. О старшем брате Иване Мешке сведений мало. Второй брат Михаил Голица , стал родоначальником князей Голицыных. Михаил Голица и самый младший брат Дмитрий в 1514 году в битве при Орше попали в литовский плен и провели там 38 лет до 1552 года, Дмитрий скончался в плену, а Михаил Голица вскоре после этого был выпущен уже старцем.

В 1512 году был вторым воеводой Большого полка на реке Угре для защиты от нападения крымского царевича Ахмат Гирея с братьями.

Участвовал в русско-литовской войне 1512-1522 годов. В 1514 году водил полк левой руки к Вязьме и оттуда к Дорогобужу и Смоленску.

В 1519 году был с полком правой руки на берегу Оки для обороны от возможного крымского нападения.

В 1520 году во время похода на Казань был воеводой большого полка в судовой рати.

В 1521 году был первым воеводой в Дорогобуже.

Андрей Булгаков-Курака имел пятерых сыновей, которые также были московскими боярами Фёдора, Дмитрия, Петра, Ивана и Григория

1.1. Куракин, Фёдор Андреевич , князь (ум. 1567) — русский военный и государственный деятель, боярин и воевода в царствование Ивана Грозного

В 1536, 1537 и 1538 годах князь Фёдор Андреевич Куракин служил первым воеводой в Туле. В 1540 году отправлен во Владимир командовать передовым полком и был переведён там на должность первого воеводы полка правой руки.

Зимой 1547/1548 года князь Фёдор Андреевич Куракин был с царём Иваном Грозным и его младшим братом, князем Юрием Углицким, во Владимире. В 1548 году командовал полком правой руки под Каширой. В 1549 году назначен первым воеводой в Муром. В 1550 году послан на первый срок в Коломну 1-м воеводой.

На время Коломенского похода царя (1553) князь Фёдор Андреевич Куракин оставлен среди прочих бояр, окольничих и воевод охранять столицу, царскую семью и казну. В 1555 году ходил с царём к Коломне, а оттуда — в Тулу против крымского хана Девлет-Гирея. В 1557 году князь Ф. А. Куракни оставался в Москве на время царского похода к Коломне против татар. В 1564 году — воевода в Новгороде Великом.

В 1567 году боярин князь Фёдор Андреевич Куракин скончался, был женат на Феодосии Андреевне Клепиной-Кутузовой , от брака с которой потомства не имел.

1.2. Куракин, Дмитрий Андреевич , с 1559 года боярин, казнен («выбыл») 1575 г., у Дмитрия Андреевича два сына: бездетный Иван Дмитриевич (1566 г.) и

1.2.1. Куракин, Семён Дмитриевич - имел дочь и двух сыновей:

1.2.1.1. Куракин, Василий Семенович (в монашестве Вассиан, 9 января 1623 г.), женат на Ксении, в монашестве Капитолине (т 22 августа 1625 г.), Князь Василий Семенович имел сына Ивана Васильевича .

1.2.1.2. Куракин, Иван Семёнович , князь (ум. 1632)— видный государственный деятель Смутного времени, боярин с 1605 года, в 1606 году — воевода и наместник Смоленский, в 1616—1620 годах воевода Тобольский, один из заговорщиков против Лжедмитрия, ум. 1632; женат на кнж. Гликерии Ивановне Турениной (18 января 1625 г.)

Был членом кружка бояр, произведших свержение с престола нареченного Дмитрия и возведших на престол князя Василия Шуйского.

В 1607 и в начале 1608 года князь Иван Семенович Куракин действовал против самозванца Лжедмитрия II, участвуя в организации защиты города Брянска от войск Лжедмитрия. Весной 1608 года князь И. С. Куракин нанес поражение войскам Александра Лисовского, наступавшему со значительными силами от Коломны к Москве, после успеха, одержанного над П. Ляпуновым, Иван Куракин, рассеял отряд Александра Лисовского и отбил у него Коломну. В 1609—1610 годах участвовал, под руководством князя Михаил Васильевича Скопина-Шуйского, в уничтожении разбойничьих шаек Подмосковья. Был, вместе с князем Ф. И. Мстиславским, после свержения Василия Шуйского, инициатором избрания на трон Русского царства царя из какой-либо европейской королевской фамилии, царственного рода. Был ярым сторонником идеи избрания на царство польского королевича Владислава, а после того как боярское правительство («семибоярщина»), не находя возможным согласиться на условия, предложенные королем Речи Посполитой Сигизмундом, отказалось от мысли об избрании Владислава, князь Иван Семёнович Куракин перешел на сторону Сигизмунда III, после чего получил у соотечественников репутацию изменника. В 1615 году он был удален от двора на службу в Тобольск, где и пробыл 5 лет.

Архивные данные. О «старинных родовых и купленых вотчинах» в Лахоцком стане Ростовского уезда Ивана Семеновича Куракина из Писцовой книги поместных и вотчинных земель Ростовского уезда письма и меры князя Андрея Никитича Звенигородского и дьяка Михаила Бухарова (1629—1631) :

«А Всего за боярином за князем Иваном Семеновичем Куракиным в старинных вотчинах два села да тритцать две деревни, да починок живущие, да сорок одна пустошь, да пять пустошей припущено в пашню.[…] А государевых жалованных вотчинных грамот и никаких вотчинных крепостей села Пружинина боярина князя Ивана Семеновича Куракина люди и крестьяне перед писцов не положили. […] А крепостей подлинных, сказали, не ведают, потому что по государеву указу боярин, де, их в Галиче, а их слуг и крестьян, к нему не пускают и писмом, де, с ним никаким ссылатца не велено, и крепостей, де, им взять негде.»

1.2.1.3. Куракина, Мария Семёновна (8 октября 1619 г.) , жена кн. Иваном Петровичем Буйносова-Ростовского. Их сын - князь Алексей Иванович Буйносов-Ростовский (ум. 9 декабря 1665) — стольник и воевода,

1.3. Куракин, Пётр Андреевич , боярин, ум. 1575 у Петра Андреевича один сын боярин Андрей Петрович (1615 г.); Князь Пётр Андреевич Куракин (ум. 1575) — русский военный и государственный деятель, боярин и воевода в царствование Ивана Грозного

1538 году князь Пётр Андреевич Куракин упоминается среди голов большого полка в Коломне. В 1540-1541 годах — первый воевода и наместник в Туле.

В 1543 году князь П. А. Куракин был первым воеводой в Рязани. В 1546 году — первый воевода в Туле. В 1547 году — первый воевода в Серпухове.

В 1548 году — второй воевода большого полка «на берегу», под Коломной и Каширой. В 1551 году водил к Камни передовой полк. Во время Казанского похода (1552) князь П. А. Куракин водил сторожевой полк от Казани к Арску. В 1553 году командовал передовым полком в Калуге в связи с угрозой крымско-татарского набега. В 1554 году командовал сторожевым полком под Коломной. После «роспуску больших воевод» оставлен в Коломне первым воеводой. В 1555-1556 годах — наместник в Смоленске.

В 1559 году князь Пётр Андреевич Куракин в походе «по крымским вестем» из Бронниц на рубеж р. Шивороны командовал полком левой руки, а после ухода больших воевод оставлен в Дедилове первым воеводой. В 1560 году — воевода в Пскове. В 1561 году водил большой полк в Ливонию. В 1564 году — первый воевода в Смоленске.

В 1565 году боярин князь Пётр Андреевич Куракин попа в царскую опалу и был первым воеводой в Казани. Он был отправлен в ссылку в Казань вместе с сыном Андреем и младшим братом Григорием. Их прежние вотчины были конфискованы в царскую казну, взамен они получили обширные владения а Казанском уезде.

В 1571 и в 1575 годах — вновь первый воевода в Казани.

В том же 1575 году боярин князь Пётр Андреевич Куракин был казнен по приказу царя Ивана Грозного.

Единственный сын — Андрей Петрович Куракин

1.3.1. Куракин, Андрей Петрович , боярин, управлял Москвой во время пребывания Иоанна IV на войне, ум. 1615,

В 1573 году князь Андрей Петрович Куракин участвовал в усмирении луговых черемис, в 1576 году руководил сторожевым полком в Серпухове и отражал под начальством И. Ф. Мстиславского крымских татар. В 1579 году, во время царского похода в Ливонию управлял Москвой. Во время похода Стефана Батория в Северо-Западную Русь оборонял Ржев и Волоколамск, а также был вторым воеводой в Новгороде. В 1581 году первый воевода в Казани, где вновь усмирял луговых черемис.

При царе Фёдоре Иоанновиче князь Андрей Петрович Куракин получил боярство, занимал достаточно высокое положение в Боярской думе при царе Борисе Годунове. В 1601 году на береговой службе А. П. Куракин был первым воеводой передового полка. Другой воевода князь Андрей Андреевич Телятевский затеял с ним местнический спор, и Андрей Куракин был переведен в сторожевой полк. В том же 1601 году у Епифани разбил летучие отряды крымцев. А. П. Куракин входил в ближнее окружение царя Бориса Годунова и участвовал и во встречах женихов царевны Ксении Годуновой, и в пирах во дворце. Остался в составе Боярской думы при Лжедмитрии и Василии Шуйском.

Принимал активное участие в событиях Смутного времени, в 1607 году отбил у поляков в бою на Медвежьем Броду пленного князя Владимира Долгорукова.

Осенью 1611 года боярин Андрей Петрович Куракин покинул занятую польским гарнизоном Москву и поселился в Троице-Сергиевом монастыре. В 1612 году присоединился ко Второму народному ополчению под руководством князя Дмитрия Михайловича Пожарского.

Умер в 1615 году, оставив четырёх сыновей: Семёна, бездетных Даниила , Михаила и Фому Андреевича , в монашестве Феодосия (17 февраля 1617 г.).

1.3.1.1. Куракин, Семён Андреевич , боярин, ум. 1606; , женат на кнж. Елене Васильевне Бахтеяровой-Ростовской , в монашестве Евфросинии (22 мая 1628 г.), Боярин Семен Андреевич был отец двух сыновей, продолжателей рода: Федора и Григория Семеновичей.

1.3.1.1.1. Куракин, Фёдор Семёнови ч, боярин, ум. 2 января 1656; женат на кнж. Прасковье Борисовне Татевой ,

К 1614 году — стольник. В 1615 году успешно противодействовал войскам Лисовского. В 1616—1617 годах — воевода большого полка в Туле. В 1619 году — воевода передового полка в Дедилове. В 1623, 1627—1628 годах возвращён в Тулу. В 1628—1631, 1646—1650 — воевода в Астрахани, в 1634 году — в Калуге, 1635—1636 — в Пскове, в 1640 — в Крапивне, в 1645 — в Новгороде. В этом же году пожалован боярством. В 1652—1653 годах в отсутствии царя 18 раз оставался «ведать Москву». В 1653 году направлен осадным воеводой в Киев с почётным титулом наместника Ростовского. В 1653—1656 годах — глава Владимирского судного приказа.

Князь Федор Семенович имел сына, да двух дочерей.

1.3.1.1.1.1. Куракина, Наталья Фёдоровна (1628 - 1 мая 1674 г.), первая супруга князя Ивана Алексеевича Воротынского (ум.1679). Дети: Михаил Иванович Воротынский (ум. 1677), женат на дочери Льва Тимофеевича Измайлова и скончался, не оставив после себя детей, Стефанида Ивановна Воротынская (ум. 1662), Прасковья Ивановна Воротынская (ум. 1679), Наталья Ивановна Воротынская (ум. 1691), жена князя Петра Алексеевича Голицына (1660—1722).

1.3.1.1.1.2. Евдокия Федоровна , замужем за боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским (ум. 1689) (в других источниках супругой князя Никиты Ивановича Одоевского указана Евдокия Фёдоровна Шереметева)

1.3.1.1.1.3. Куракин, Фёдор Фёдорович , боярин, ум. 1680; женат на Евдокии Андреевне Головиной , Князь Федор Федорович отличался умом и обширным по времени образованием; он был воспитателем царя Федора Алексеевича (1652 г.).

В 1638/1639 году начал службу стольником. В 1654 году принимал участие в торжественной встрече грузинского царевича Николая Давыдовича в Москве. Участвовал в русско-польской войне 1654—1667 и военных действиях против мятежного гетмана Ивана Выговского, отбив у него город Лохвицу. Руководил одной из армий в Конотопской битве, в том же 1659 году принял участие в раде, избравшей новым гетманом Юрия Хмельницкого и установившей новые статьи соглашения между Русским Царством и Гетманщиной. 23 февраля 1660 года за «службу на украинских землях» пожалован боярством, шубой, кубком, прибавкой к окладу и 8 тысячами ефимков «на вотчину». В 1659—1662 годах воевода в Киеве, Переяславле, Смоленске. В 1662—1666 годах «ведал Москву», участвовал в усмирении Медного бунта. С 1674 года являлся воспитателем («дядькой») царевича Фёдора, будущего царя Фёдора Алексеевича, однако в мае 1675 года попал в опалу в связи с делом о бабе-ворожее, жившей при нём. Позднее прощён и находился в государевой Комнате, но влияния на государственные дела не имел.

Куракин был крупным землевладельцем. В 1678 году он имел 1134 двора. Ему принадлежали земли Дедиловском, Коломенском, Московском, Рязанском, Суздальском, Угличском и Щацком уездах. Сохранилась усадьба Изварино, принадлежавшая Фёдору Куракину и перешедшая после его смерти к зятю, князю Андрею Черкасскому.

Фёдор Куракин участвовал в местническом споре со своим непосредственным начальником боярином князем Алексеем Трубецким.

Он оставил трех дочерей:

1.3.1.1.1.3.1.одну — за князем Хованским ,

1.3.1.1.1.3.2. Куракина, Мария Фёдоровна (ок. 1671—1695), первая жена генерал-фельдмаршала кн. Василия Владимировича Долгорукого (1667—1746)

1.3.1.1.1.3.3. Куракина, Анна Фёдоровна (1662—1709) , жена кн. Андрея Михайловича Черкасского

1.3.1.1.2. Куракин, Григорий Семёнович , ум. в 1679 г., — русский военный и государственный деятель. Был близок к царю Алексею Михайловичу. Принимал деятельное участие в подавлении смут на южной окраине

В 1629 году Григорий Семёнович Куракин упоминается в чине стольника. В 1638 году воевода в Вязьме, в 1641 году — в Веневе, в 1643-1644 годах — в Тобольске, в 1647-1648 годах — в Ливнах.

В 1643 году стольник князь Григорий Семёнович Куракин был отправлен разбирать детей боярских в Тулу и ближайшие уезды. 8 ноября 1651 году ему было сказано боярство. В 1652 году был послан на воеводство в южную крепость Яблонов, где должен был руководить защитой южнорусских границ от набегов крымских татар. В своих отписках царю князь Г. С. Куракин сообщал о состоянии укреплений в разных пунктах, представлял свои соображения по вопроу об исправлении старых и строительстве новых укреплений, писал об затруднениях, которые возникали из-за нежелания местных помещников исполнять необходимые работы и их самовольным отлучкам. В своих донесениях в Москву боярин князь Григорий Куракин прилагал чертежи засек и других укреплений.

В 1653-1654 годах князь Г. С. Куракин находился в Москве, где принимал участие во всех придворных торжествах и церемеониях, оставался в толице во время непродолжительных отлучек царя Алексея Михайловича.

В 1654 году боярин князь Григорий Семёнович Куракин принял участие в Русско-польской войне 1654—1667 годов. Г. С. Куракин был назначен первым товарищем (заместителем) боярина князя Алексея Никитича Трубецкого, командующего одной из русской армий. Участвовал во взятии Рославля, Мстиславля, Шклова и в разгроме литовского войска под командованием великого гетмана литовского Януша Радзивилла в битве под Шепелевичами.

В 1655 году во время второго похода царя Алексея Михайловича на Великое княжество Литовское боярин князь Г. С. Куракин был отавлен в Москве. В 1656 году участвовал в переговорах с пльско-литовскими послами, занимая второе место, ниже одного только князя А. Н. Трубецкого, а третьим был князь Ю. А. Долгоруков. В том же 1656 году получил награду от царя — разные дары на 290 рублей. В 1657 году боярин князь Григорий Куракин сидел первым в Сьезжей избе.

3 февраля 1657 года был назначен первым воеводой в Великий Новгород. 29 марта того же года он был «у руки» царя и выехал к месту назначения. 17 марта 1659 года царь Алексей Михайлович посылал к нему с милостивым словом, «спросить о здоровьи». 27 февраля 1661 года был вызван в Москву и оставался в столице первым во время продолжительного отсутствия царя.

В 1662 году боярин князь Григорий Семёнович Куракин был отправлен с полком в Белёв и Севск, где разгромил в бою крупный крымско-татарский отряд и взял в плен ширинского князя. Царь Алексей Михайлович в награду «приказал спросить его о здоровьи».

9 мая 1662 года был назначен первым воеводой в Казань. Денежный оклад князя в этот момент был уже 660 рублей. 12 декабря 1662 года царь вновь спрашивал князя Г. С. Куракина «о здоровьи», а в 1666 году назначил ему еще прибавку по 200 рублей ежегодно.

В 1668 году боярин князь Григорий Семёнович Куракин был вызван в Москву и наначен первым воеводой в Севск. Выступив 28 мая, он вскоре одержал несколько побед в боях с казацкими отрядами. Затем он навлке на себя неудовольствие царя Алексея Михайловича тем, что вопреки приказу идти на Нежин и Чернигов занялся продолжительной осадой Глухова. Сам же воевода князь Григорий Куракин оправдывал свою медлительность болезнью. Вскоре несколько удачных боёв с противником вернули ему расположение царя Алексея Михайловича.

В 1669 году князь Г. С. Куракин в награду за свою службу получил торжественную аудиенцию у царя. Куракин и его товарищ представлялись царю в «ратном платье» и из уст царя выслушали благодарность, затем получили богатые дары. Князь Григорий Куракин получил еще 200 рублей ежемесячной прибавки.

Позднее князь Григорий Семёнович Куракин не исполнял никаких поручений вне Москвы, он жил в столице, участвуя во всех придворынх церемониях. В 1673-1675 годах постоянно оставался в Москве во время кратковременных отлучек царя. Так, 24 ноября 1674 года, царь Алексей Михайлович, выступая из Москвы в один из своих походов по монастырям, поручил попечению князя Г. С. Куракина своего духовника Андрея Саввиновича, поручив боярину охранять его от ареста со стороны патриарха.

18 июля 1675 года князь Григорий Семёнович Куракин был заменен в обязанности блюсти Москву в отсутствии царя боярином Петром Васильевичем Большим Шереметевым. Занимал среди бояр четвертое место, затем выше его стал еще князь Михаил Алегукович Чекасский.

При царе Фёдоре Алексеевиче боярин князь Григорий Семёнович Куракин получил титул наместника сибирского и псковского.

Боярин Григорий Семенович (1661 г.), три раза женатый (на Марье Борисовне, Евдокии Федоровне и Ульяне Ивановне), оставил одного сына

1.3.1.1.2.1. Куракин, Иван Григорьевич , боярин, ум. 15 сентября 1681; женат на кнж. Федосье Алексеевне Одоевской (ум. 1677), дочери князя Алексея Никитича Одоевского. Вторым браком — на княжне Марии Петровне Прозоровской (ум. 1684), дочери боярина Петра Меньшого Семёновича Прозоровского

В 1676 году начал службу стольником. В том же году назначен комнатным стольником царя Фёдора Алексеевича. С 1680 года — кравчий. В 1681—1682 годах был воеводой в Смоленске с почётным титулом наместника Псковского. В 1682 году пожалован боярством.

Находился при гробе умершего царя Фёдора Алексеевича:

Того ж году мая в 19 день сидел у гроба великого государя боярин князь Иван Григорьевич Куракин, да окольничей князь Яков Васильевич Хилков, дьяк Иван Торофимов.

Был сторонником царицы Натальи Кирилловны:

Великая государыня, царица Наталья Кирилловна, целомудренная и мужемудренная, всех христианских добродетелей исполненная, при стороне своей содержала Одоевских, Черкасских, Долгоруких, Ромодановских, двух Петров Васильевичей и Бориса Петровича Шереметевых, Шеина, Ивана Григорьевича Куракина.

В браках родились:

1.3.1.1.2.1.1. Куракин, Михаил Иванович , ум. 1686; женат на кнж. Марфе Дмитриевне Голицыной (род. 1673 г., 21 сентября 1743 г.). Князь Михаил Иванович оставил бездетного сына Василия и двух дочерей: девицу — княжну Прасковью Михайловну (1750 года) и

1.3.1.1.2.1.1.1. Куракина, Мария Михайловна (1761 г.) , жена гр. Ивана Петровича Апраксина

1.3.1.1.2.1.2. Куракин, Борис Иванович , видный деятель петровского времени, действительный тайный советник (род. 20 июля 1671 г., 17 октября 1727 г.),- свойственник царя Петра I, так как оба они были женаты на двух родных сестрах Лопухиных,- был послом при разных европейских дворах.

1.3.1.1.2.1.3. Куракин, Иван Иванович , ум. 1706, женат на дочери Тихона Стрешнева, Младший брат Михаила и Бориса Ивановичей от второго брака отца их (с княжною Марьею Петровной Прозоровской, 11 марта 1684 г.). Князь Иван Иванович от брака с Еленой Тихоновной Стрешневой (1706 г.) не имел потомства.

1.3.1.1.2.1.4. Куракина, Мария Ивановна , (род. 6 ноября 1675 г., 6 февраля 1740 г.) — за Иваном Степановичем Салтыковым .

1.4. Куракин, Иван Андреевич , боярин с 1556 г., казнен («выбыл») в 1567 г. Князь Иван Андреевич Куракин — русский военный и государственный деятель, боярин и воевода в царствование Ивана Грозного,

В 1538 году князь Иван Андреевич Куракин был вторым воеводой в Серпухове. В 1540 году — наместник в Плёсе. В 1541 году И. А. Куракин был послан «по казанским вестем» из Владимира к Нижнему Новгороду в конной рати. В 1548 году командовал полком правой руки в Коломне, затем назначен 1-м воеводой в Зарайск.

В 1549 году князь Иван Андреевич Куракин направлен с полком правой руки в Калугу. В 1551 году был оставлен на год наместником в Смоленске, после чего получил чин боярина. В 1554 году послан на год в Казань первым воеводой. В 1556 году стоял в Серпухове с царём среди прочих бояр в связи с угрозой татарского набега. В 1564 году — первый воевода в Казани.

В 1565 году боярин князь Иван Андреевич Куракин послан на год первым воеводой в Смоленск. В 1566 году — наместник в Казани. В 1557 году упомянут в свите царя среди прочих бояр в Коломенском походе против крымских татар.

В том же 1567 году боярин князь Иван Андреевич Куракин был казнён по приказу царя Ивана Грозного.У Ивана Андреевича был один сын — Михаил Иванович ; потомства не оставил.

1.5. Куракин, Григорий Андреевич , боярин (1584 г.), ум. 1595.

Князь Григорий Андреевич Куракин — русский военный и государственный деятель, боярин и воевода в царствование Ивана Грозного и Фёдор Иоанновича,

В 1556 году князь Григорий Андреевич Куракин был отправлен воеводой в Михайлов. В 1558 году - первый воевода в Ивангороде. В 1561 году водил полк правой руки в Ливонию.

В 1564-1565, в 1571 и 1575 годах - второй воевода в Казани. В 1576 году командовал сторожевым полком в Коломне, а затем в походе к Колывани «с нарядом».

В 1577 году командовал «на берегу», под Каширой, полком левой руки, а после ухода больших воевод был оставлен в Серпухове во главе большого полка. В 1579 году - первый воевода в Казани; там же служил в 1584 - 1585 годах.

В 1584 году князь Григорий Андреевич Куракин был пожалован в бояре, заседал в 1587 году в Разбойном приказе, затем был послан наместникам в Галич. В 1589 году упоминается среди прочих бояр в свите царя Фёдора Иоанновича в шведском походе. В 1590 - 1592 годах - первый воевода в Пскове.

В 1595 году боярин князь Григорий Андреевич Куракин скончался, оставив после себя единственного сына Петра , у которого детей не было.

Продолжателем фамилии оказался, стало быть, один обер-шталмейстер князь Александр Борисович , отец одного сына — Бориса-Леонтия и шести дочерей.

Ранние годы

Александр был первенцем князя Бориса Александровича и его жены Елены Степановны , дочери фельдмаршала С. Ф. Апраксина . Незадолго до безвременной кончины отца взят на воспитание братом своей бабушки - Никитой Ивановичем Паниным и привезён из Москвы в Петербург.

Панин собственных детей не имел и, будучи воспитателем великого князя Павла Петровича , поощрял его общение и игры со своим племянником. С того времени князь Куракин сделался одним из самых близких друзей будущего императора, которого в частных письмах величал Павлушкой. Однажды он даже заложил своё имение, чтобы доставить необходимую сумму цесаревичу, нуждавшемуся в то время в деньгах.

В 1766 г. князь Куракин отправлен был для обучения в Киль , в Альбертинскую коллегию, где слушал лекции около года, числясь в то же время при русском посольстве в Копенгагене и получив даже в 1766 г. датский орден. Образование своё довершил в Лейденском университете в компании таких блестящих молодых людей, как Н. П. Шереметев , Н. П. Румянцев , Н. Б. Юсупов , С. С. Апраксин .

Пребывание племянника в Нидерландах было обставлено графом Паниным как наказание за какие-то шалости, в сохранившихся письмах к дяде молодой князь обещает исправиться и выражает раскаяние в своих поступках. За время своего гран-тура «мсье Борисов» (псевдоним русского путешественника) посетил также Англию и юг Франции; сжатое описание этой поездки напечатано им в 1815 г. в Петербурге у Плюшара. Всё заграничное пребывание обошлось Куракину в 13000 рублей.

В 1772 г. Куракин, числившийся с детства на службе в гвардии, пожалован был в камер-юнкеры , а в 1775 г. определен в Сенат. В 1778 г. Куракин сделан был действительным камергером , а после проведения реформы дворянского самоуправления был избран петербургским предводителем дворянства . Необременительная эта служба не мешала князю Куракину сопровождать великого князя Павла Петровича в его путешествии за границу , а до этого в Берлин для знакомства с невестой, Софией Вюртембергской , которая научилась ценить дружбу Куракина с венценосным супругом и на протяжении многих лет состояла с ним в переписке.

После Берлина он был отправлен для извещения шведского короля о вторичном браке цесаревича в Стокгольм , откуда слал любопытные донесения Панину. Во время этой поездки Куракин был посвящён в высшие степени масонства с наказом принять на себя гроссмейстерство русской провинциальной ложи, подчинив её главному шведскому капитулу. Статный, ловкий и остроумный красавец-князь пленил сердце молодой графини Ферзен, впоследствии лучшей подруги жены Карла XIII .

По возвращении в Россию князь Куракин вновь становится ближайшим к цесаревичу человеком и едва ли не чаще всех посещает его в Гатчине . Наследник был весьма привязан к нему, называя его своею «душою». Император Иосиф II писал по этому поводу:

Эта дружба не встретила одобрения у правившей тогда Екатерины II , так как ей стало известно, что во время приезда в Петербург шведского короля Густава III , который был по совместительству видным масоном, тот посетил собрание франкмасонов в доме Куракина, где посвятил в масонство и Павла Петровича . Непосредственным же поводом стала перлюстрированная переписка Куракина с молодым П. А. Бибиковым. По настоянию императрицы, с подозрением относившейся к масонам, Куракин был выслан из Петербурга в саратовскую деревню - село Борисоглебское .

Жизнь в деревне

Александр Борисович переименовал село в Надеждино (название ассоциируется с его внутренним состоянием души - надеждой на возвращение в Петербург). Он устроил там роскошную резиденцию, где прожил восемь лет жизнью богатого русского барина. Даже в уединении он поддерживал переписку с царственным своим другом, выписывал из-за границы книги и составил отлично подобранную библиотеку. Он жил открыто, хлебосольно; для гостей были составлены особые правила, имевшие целью предоставить каждому полную свободу и не стеснять и хозяина; один из пунктов гласил следующее:

С великолепием, соответствующим такому образу жизни, предпринимал иногда князь Куракин поездки по своим имениям; одна из них описана в книге 1793 года, составляющей библиографическую редкость: «Описание путешествия в 1786 г. Его Сиятельства… кн. А. Б. Куракина, вниз по Суре от Красноярской до Чирковской пристани…». Подобный образ жизни вовлёк его в довольно значительные долги. Однако император Павел, едва воцарившись, немедленно вознаградил Куракина за его постоянную ему верность, возместил ему все его издержки и излил на него целый дождь милостей.

В 1804 году Куракин даровал свободу своим крестьянам из 22 хуторов (слобод Белокуракинской и Павловки в Старобельском уезде Харьковской губернии), числом до 3000 душ. Он перевел их вечно и потомственно в вольные хлебопашцы , и уступил им до 60 000 десятин земли. Со своей стороны крестьяне обязались внести в продолжение двадцати пяти лет один миллион рублей ассигнациями в Петербургский опекунский совет в пользу воспитанников князя баронов Сердобиных . Эта сумма была ничтожной по сравнению с реальной стоимостью.

Правление Павла

После смерти Екатерины II Куракину было позволено вернуться в столицу и продолжить свою карьеру. В течение ноября 1796 г. Куракин пожалован был в тайные советники , назначен членом совета при императоре, вице-канцлером , произведен в действительные тайные советники , получил ордена св. Владимира 1-й ст. и Андрея Первозванного . Кроме того, ему пожалован был дом в Петербурге, а в день коронации более 4 тыс. душ и богатые рыбные ловли в Астраханской губернии , доходами с которых жило население целой большой области .

Государственные дела, судя по всему, занимали нового вице-канцлера меньше, чем придворные интриги; по крайней мере, Греч называет его человеком «пустым и слабоумным». Схожий отзыв оставил и Вигель :

Партия императрицы, к которой примкнул Куракин, непрестанно враждовала с партией Ростопчина . Когда же в 1798 г. императрица Мария Фёдоровна и фрейлина Нелидова лишились своего влияния, князь Куракин как самый верный их союзник был освобождён от дипломатической должности и выслан в Москву. Примерно в то же время (1798) он был избран в члены Академии Российской .

Новая опала, впрочем, не продлилась долго. Уже 1 февраля 1801 г. Куракин присутствовал при освящении здания нового Михайловского замка , а ещё через 20 дней граф Ростопчин был уволен от всех дел и того же числа князю Куракину повелено вступить в прежнюю должность вице-канцлера. Он стал опять часто бывать во дворце, в ближайшем кругу императора, и присутствовал, между прочим, за последним вечерним столом Павла Петровича накануне его убийства.

Именно Куракину было поручено опечатать и разобрать бумаги покойного государя. При вскрытии завещания императора Павла оказалось, что он «своему верному другу» завещал звезду ордена Черного Орла , которую носил прежде Фридрих II , сам передавший её русскому цесаревичу, и шпагу, принадлежавшую прежде графу д’Артуа .

Служба послом

Рассказывали, что один из таких костюмов спас ему жизнь во время пожара, который случился во время бала , данного в Париже австрийским послом Шварценбергом 1 июля 1810 года . Когда начался пожар, Александр Куракин был сбит с ног толпой, но его богато украшенный камзол защитил своего обладателя от высокой температуры. Тем не менее он получил серьёзные ожоги и был прикован к постели в течение нескольких месяцев; в этом виде он запечатлён на парижской гравюре.

Считается также, что Куракин ввёл в моду (в Европе) привычный способ сервировки блюд, названный позднее «service à la russe» (русская сервировка), который заключается в постепенной подаче блюд в порядке их расположения в меню. Этот новый способ постепенно вытеснил сервировку по методу «всего сразу», использовавшемуся ранее и называемому «service à la française» (французская сервировка, «французская система»).

Живя в Париже в 1772 году, брал уроки танцев у знаменитого балетмейстера Вестриса . На танцах при дворе был постоянным кавалером императрицы Марии Фёдоровны .

Личная жизнь

В 1773 году 22-летний Куракин впервые решил жениться. Его выбор пал на графиню Варвару Петровну Шереметеву (1750-1824), внучку фельдмаршала Шереметева ; первую невесту в Москве, как по родству, так и по богатству. Но из-за молодости жениха и его нерешительности свадьба не состоялась. В феврале 1774 года, к большому сожалению Куракина, графиня Шереметева вышла замуж за А. К. Разумовского .

Следующей именитой невестой Куракина была княжна Анастасия Михайловна Дашкова (1760-1831), дочь Е. Р. Дашковой , но это партия не вызвала одобрения у Аграфены Александровны Куракиной, имевшей огромное влияние на племянника. Другая невеста, графиня Елизавета Гавриловна Головкина (1752-1820), правнучка канцлера Г. И. Головкина и внучка А. И. Шувалова , не имея желания выходить замуж, отказала Куракину. Она умерла незамужней.

Последнею попыткою Куракина было сватовство в 1803 году к графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской (1785-1848). На этом браке настаивал граф Орлов , и Анне Алексеевне князь Куракин нравился, но опять из-за нерешительности жениха свадьба не состоялась. Впоследствии их роман перешёл в дружбу и задушевную переписку.

Награды

• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (5 декабря 1796)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (14 ноября 1796)
• Орден Святого Александра Невского (14 ноября 1796)
• Орден Святой Анны (9 апреля 1781)
• Орден Святого Иоанна Иерусалимского , командор (29 ноября 1798)
• Орден Почётного легиона , большой крест (Франция, 28 июня 1807)
• Орден Святого Губерта (Бавария)
• Орден Данеброг , кавалер (Дания, 1766)

Примечания

1. Куракин Александр Борисович (1752-1818) // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / под ред. А. М. Прохоров - 3-е изд. - М. :

Как-то по вечернему Петербургу шли двое. Один в простом военном мундире, другой - в щегольском кафтане. Настроение у попутчиков было веселое, они травили анекдоты, как вдруг тот, что в мундире, явственно различил голос: “Павел, бедный Павел, бедный князь!”. Он невольно вздрогнул, остановился и оглянулся. Перед глазами предстал таинственный некто в испанском плаще, со шляпой, надвинутой на глаза. Сомнений быть не могло - орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка выдавали великого прадеда Павла - Петра I. “Не особенно привязывайся к этому миру, Павел, - продолжал державный призрак с неким оттенком грусти, - потому что ты недолго останешься в нем”.

“Видишь ли ты этого. идущего рядом? Слышишь ли его слова?” - обратился Павел к своему товарищу. “Вы идете возле самой стены, - ответствовал тот, - и физически невозможно, чтобы кто-то был между вами и ею. Я ничего не слышу, решительно ничего!” - “Ах! Жаль, что ты не чувствуешь того, что чувствую я, - обронил Павел укоризненно. - Во мне происходит что-то особенное”.

В этом ставшем хрестоматийным эпизоде, после коего Павел Петрович получил известное прозвание “Русский Гамлет”, примечателен не только сам будущий монарх, но и сопровождавший его франт. Последнего за любовь к пышности и блеску именовали не иначе как “бриллиантовый князь”. То был князь Александр Борисович Куракин (1752-1818), который действительно ничего не слышал, ибо его никак нельзя было упрекнуть в нежелании понять мысли и чувства своего царственного друга.

Отпрыск древнего боярского рода, восходящего к легендарному литовскому Гедимину и Владимиру Красное Солнышко, Куракин еще с младых ногтей сблизился с великим князем, став непременным товарищем его детских забав. Дело в том, что обер-гофмейстером Павла был граф Никита Иванович Панин, родственник Куракина, ставший после смерти родителя мальчика (1764) его “вторым отцом”. Как свидетельствовал Семен Порошин, князь Александр Борисович “почти каждый день у его высочества и обедает и ужинает”; они забавляются также игрой в карты, шахматы и волан.

Дружба Александра с Павлом не прерывалась и во время их пятилетней разлуки: Куракин, как и подобало родовитому отроку, получил образование за границей - сначала в Альбертинской академии (Киль), а затем в Лейденском университете. Между ним и цесаревичем завязывается оживленная переписка. “Как мне приятно видеть, что Ваше высочество удостоивает меня своими милостями”, - написал Александр в мае 1767 года. Павел поддерживает контакты с Куракиным и когда тот путешествует по Речи Посполитой, Дании и Германии.

Учеба пошла впрок нашему князю (он овладел несколькими языками, приобрел интерес к наукам и просветительской литературе, к тому же искусился в придворном политесе), но что касается воспитания нравственного. Одно из правил академии, которое студиозусы должны были неукоснительно выполнять, было следующим: “Соблюдайте в жизни целомудрие, умеренность и скромность, избегайте поводов к распутству. Избегайте роскоши, надменности и тщеславия и прочих язв душевных”. А этим-то руководством Александр Борисович как раз открыто пренебрегал.

C 1773 года Куракин состоит уже непосредственно при великом князе, став одним из самых преданных ему лиц. Они часто видятся. Причем их дружеские отношения постоянно крепнут. Привязанность Павла к князю тем более укрепляется после того, как с позором изгнали другого ближайшего сподвижника цесаревича, графа Андрея Разумовского, оказавшегося соблазнителем его первой жены. В 1776 году именно Куракин сопровождал Павла в Берлин на встречу с его невестой Софией Доротеей (будущей императрицей Марией Федоровной). В 1778 году князь был пожалован чином действительного камергера, а в 1781 году избран предводителем дворянства Петербургской губернии. Зная о его близости к Павлу, многие через посредство Куракина ходатайствовали перед великим князем о своих делах и неизменно получали искомую помощь. Настроение таких облагодетельствованных просителей выразил стихотворец Петр Козловский:

Один ли я тебе обязан?

Тобою многие живут!

Тебе в сердцах мы зиждим троны:

Ах, благодарности законы

И самые злодеи чтут.

Во время путешествия по Европе в 1781-1782 годах Александр Борисович также состоял в свите Павла Петровича. По единодушному мнению, Куракин был признан тогда наиболее изящным кавалером в окружении цесаревича. Так, герцог Тосканский Леопольд в письме к своему брату, императору Иосифу II от 5 июня 1782 года говорит, что из всех русских вельмож считает князя самым ”тонким”.

Однако по возвращении из этого путешествия Куракин подвергся опале со стороны императрицы и был отдален от Двора. Причинами сего называют казавшуюся Екатерине вредной масонскую деятельность князя (в 1779 году он был принят в главную Петербургскую масонскую ложу) и перлюстрированное письмо к Александру его приятеля, полковника Павла Бибикова, в котором тот будто бы злословил о монархине, и, наконец, “подозрительная” близость “бриллиантового князя” к наследнику престола. К слову, монархиня вообще ревниво и с опаской относилась к окружению сына; как об этом сказал в сердцах Павел: “Ах, как бы я жалел, имея в свите своей даже преданного мне пуделя; матушка велела бы утопить его”.

Долгие четырнадцать лет Александр Борисович провел в своем имении в саратовской глуши. Но и здесь он поддерживал переписку с великим князем, который испросил у матери разрешение видеться с князем два раза в год.

Свою усадьбу, получившую по его прихоти характерное название Надеждино (он имел в виду надежду, которую не оставлял даже в лихолетье опалы со стороны императрицы), Куракин обустроил по образцу самых изысканных европейских Дворов. Архитектором надеждинского особняка был известный Джакомо Кваренги, однако внутренние покои и три фасада были спроектированы самим князем. Его трехэтажный дом-дворец с торжественным портиком включал в себя 80 комнат, облицованных алебастровыми массами различных цветов. Покои украшала дорогая, редкой красоты и изящества мебель. Богатая картинная галерея содержала несколько сот полотен первоклассных мастеров. Для ее создания Куракин пригласил в Надеждино пейзажистов Якова Филимонова и Василия Причетникова. Обращала на себя внимание и коллекция великолепных гобеленов и собранная хозяином обширная фундаментальная библиотека с книгами на нескольких языках.

Вокруг особняка был разбит английский сад, высились деревянные храмы Дружбы, Истины, Терпения, Благодарности, павильон-галерея “Вместилище чувствий вечных”, памятники-обелиски монархам; в зеленой траве бежали тропинки, названные именами родственников и друзей князя.

Но более всего поражал воображение обслуживавший Куракина придворный штат. Самолюбию князя весьма льстило, что должности дворецких, управителей, шталмейстеров, церемонийместеров, секретарей, библиотекарей и капельмейстеров у него занимали исключительно дворяне (Куракин не скупился, платя им знатное жалование). Свиту его составляли и десятки других “любезников”, без должностей, восхвалявших хозяина. Один историк сказал по этому поводу: “Как у него не кружилась голова в омуте лести, со всех сторон ему расточаемой!”

Александр щеголял и своими “открытыми столами”, за которые обыкновенно усаживались разом несколько десятков человек, в том числе и едва знакомые князю лица. В распоряжении гостей всегда были экипажи и верховые лошади; а на надеждинских прудах желающих ждали шлюпки с разудалыми гребцами. Князь напечатал специальную инструкцию, которая подавалась каждому посетителю Надеждино; в ней есть и такие пункты: “Хозяин почитает хлебосольство и гостеприимство основанием взаимственного удовольствия в общежитии. Всякое здесь деланное посещение хозяину будет им принято с удовольствием и признанием совершенным. Хозяин просит тех, кои могут пожаловать к нему. чтобы почитали себя сами хозяевами и распоряжались своим временем и своими упражнениями от самого утра, как каждый привык и как каждому угодно, отнюдь не снаравливая в провождении времени самого хозяина”.

По инициативе Куракина при усадьбе была открыта школа живописи, а затем - музыкальная школа, в которой проводили занятия парижские музыканты; был создан домашний театр, роговой и бальный оркестры; учреждена богадельня. “Роскошь, которую он так любил и среди коей всегда жил, и сладострастие, к коему имел всегдашнюю склонность, размягчали телесную и душевную его энергию, и эпикуреизм был виден во всех его движениях. Никто более князя Куракина не увлекался удовольствиями наружного тщеславия”, - резюмирует мемуарист. И, действительно, князь похвалялся не только своей баснословно дорогой одеждой, но и великолепными экипажами. Показательно, что во времена Александра I, когда исчезли богатые экипажи, один только Куракин ездил в вызолоченной карете о восьми стеклах, цугом, с одним форейтором, двумя лакеями и скороходом на запятках, двумя верховыми впереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой.

Куракин создал в своем Надеждино своего рода культ цесаревича - именем великого князя были названы аллеи и храмы; в покоях стояли бюсты и статуэтки, изображающие Павла; стены украшали его парадные портреты.

В то же время существовал один пункт, в котором князь и цесаревич решительно не сходились. Это их отношение к одежде и щегольству. Великого князя аттестовали как противника мужской элегантности. Поначалу он вообще не придавал нарядам особого значения и не просиживал, как многие царедворцы, часами за уборным столом, а затем он стал ревнителем платья старого прусского образца. Не то Куракин, одежда для которого был вещью архиважной. Михаил Пыляев рассказал: “Каждое утро, когда он просыпался, камердинер подавал ему книгу, вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные костюмы, и образцы платья; при каждом платье были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка”.

По словам этого историка, с Александром Борисовичем произошел однажды трагикомический случай: “Играя в карты у императрицы, князь внезапно почувствовал дурноту: открывая табакерку, он увидал,

что перстень, бывший у него на пальце, совсем не подходит к табакерке, а табакерка не соответствует остальному костюму. Волнение его было настолько сильно, что он с крупными картами проиграл игру”.

Комментируя случившееся с князем, исследователь дендизма Ольга Вайнштейн отмечает: “Для него согласованность в деталях костюма - первое условие душевного спокойствия и основной способ самовыражения. Он ведет себя, как классический придворный, использующий моду как устойчивый семиотический код, знак своего высокого положения, богатства и умения распорядиться собственным имуществом. Поэтому невольная небрежность в мелочах для него равнозначна потере статуса или раздетости”.

Но следует оговорить, что Куракин, будучи щеголем, одевался по собственным, им же самим придуманным законам изящества, роскоши и великолепия. Он, по словам Филиппа Вигеля, не желал “легкомысленно и раболепно подчиняться моде, он хотел казаться не модником, а великим господином, и всегда в бархате или парче, всегда с алмазными пряжками и пуговицами, перстнями и табакерками”.

Его глазетовый кафтан, звезды и кресты на шее из крупных солитеров, жемчужный эполет через правое плечо, ажурные кружева на груди и рукавах говорили о своеобразии его вкуса.

Александру был свойственен подчеркнутый нарциссизм. Чем иначе может быть объяснена его поистине маниакальная страсть заказывать свои портреты и раздаривать их своим знакомым?

А писали сии полотна живописцы недюжинные - Помпео Баттони и Ричард Бромптон, Мари Элизабет Луиза Веже-Лебрен и Жан Лоран Монье, Александр Рослин и Иоганн Баптист Лампи-младший, Августин Христиан Ритт и Жан Луи Вуаль. Портреты копировались и размножались крепостными художниками, их повторяли в бесчисленных гравюрах. В письме к Куракину от 22 декабря 1790 года Жан Луи Вуаль сетует, что “чрезмерно светлый цвет одежды и вообще слишком блестящие детали” (на чем настаивал князь) “ослабили немного главную часть. а именно голову, которой должно быть подчинено все остальное”. Однако, такие “блестящие детали” были самоценными для Куракина, и он вовсе не желал ими поступиться.

Именно таким, во всем блеске своего величия, предстает Александр на известном портрете кисти Владимира Боровиковского (1799). Достойно внимания подобранное самим князем гармоничное сочетание цветов в костюме. Искусствовед Татьяна Алексеева описала потрет: “Яркие контрастирующие краски одежды - сверкающее золото и серебро, переливающееся синее и красное, голубовато-белое и черное - лишены резкости, сопоставлены близкими по цвету, но менее интенсивными оттенками малинового, темно-голубого, коричневатого и золотистого”.

Кстати, впоследствии роскошный, залитый золотом мундир спас нашего князя от неминуемой гибели на пожаре, случившемся в Париже во дворце австрийского посла Карла Филиппа Шварценберга 1 июля 1810 года. Золото на одежде Куракина тогда нагрелось, но не расплавилось и послужило своеобразной защитой от огня, а потому он, хотя и получил многочисленные ожоги и лишился бриллиантов на сумму 70 тысяч франков, все же сохранил себе жизнь. На этом пожаре Александр Борисович, как истый кавалер, оставался почти последним в огромной объятой пламенем зале, выпроваживая особ прекрасного пола и не позволяя себе ни на шаг их опереживать.

Надо сказать, что думами о женитьбе Александр Борисович озаботился довольно рано. В письме к Никите Панину от 16 декабря 1773 года князь был откровенен: “Что есть мне полезнее, оставаться холостым, или приступить к предприятию приобрести себе жену, почтенную, добродетельную и со всеми нашим желаниям соответствующими качествами? Правда, что я еще молод, что время от меня еще не ушло, что всегда можно будет по сердечной страсти решиться; но сей страсти самой более всего опасаюся: ею быв ослеплен, редко можно зло от блага отличать. А я предпочтительно желаю, чтобы столь важный выбор во мне единою силою рассудка. руководстван был, и чтобы вместо жаркого любовного пламени, между мною и будущей моею женою сильная, тесная, твердая и неразрушимая стояла дружба”. Показательно, что Куракин апеллирует здесь к рассудку, а не к чувству. Потому, надо полагать, он не женился на прелестной, но небогатой шведской графине Софии Ферзен, к которой испытывал сердечную склонность. Брак между влюбленными не состоялся, но глубина и постоянство их взаимного чувства поражали современников. И каких только именитых барышень не прочили в жены Александру Борисовичу! Среди них и графиня Варвара Шереметева, внучка государственного канцлера Алексея Черкасского и легендарного петровского фельдмаршала Бориса “Шереметева благородного”, и княжна Анастасия Дашкова, дочь знаменитой “Екатерины Малой” (Дашковой), и многие другие.

Друзья не оставляли попыток женить князя и тогда, когда его матримониальные планы терпели фиаско. Старший друг Павел Левашов ободрял его в 1777 году: “Новоподрослых здесь [в Москве - Л.Б.] красавиц не есть конца, невест тысячи, между коими есть и весьма богатых. Я одну из них для Вас заприметил, в которой соединены красота, разум и богатство”. Но, видно, и эта “запримеченная” кандидатура не приглянулась нашему князю. Он так и остался холостяком.

И как не обратиться здесь к любопытной классификации русских бобылей XVIII века, представленной современником Куракина литератором-пародистом Николаем Ивановичем Страховым (1768-1825) в журнале “Сатирический вестник” (1790-1792): “Некто из отродья славных Пустомозгловых говорит: “Будь хоть свинка, да только золотая щетинка”; а как еще таковой из невест для него не выискалось, то по сей причине он и не женится. Г. Спесяга не иначе соглашается согнуть свое колено, как только перед тою, которой бы благородство простиралось за 20 или за 15 колен; но как девушки с толико многими поколениями не отыскивается, по тому самому он не женится. Г. Знатнов сочинил в воображении своем таковое новое положение о невестах, которое превышает силу ума человеческого, а именно: за чины свои, благородство, знатное родство, знатное знакомство положил он за премудрое правило требовать за невестами обычайно всегда вдвое, нежели сколько за ними дают, а как ни которая из невест не удовлетворила сих премудрых его ожиданий, то сей великий человек премалые имеет надежды к браку”.

Оставив в стороне обидные “говорящие” фамилии Пустомозглова, Спесягу и Знатнова, следует признать, что наш князь чудным образом соединял в себе запросы всех этих трех закоренелых холостяков. Родные нередко упрекали его и за боярскую фанаберию, и за погоню за богатым приданым.

Последняя по времени попытка обрести семью, казалось, сулила князю, перевалившему тогда за пятьдесят, удачу - двадцатилетняя богатая невеста графиня Анна, дочь блистательного екатерининского “Алехана”, Алексея Орлова-Чесменского, была весьма к нему благосклонна, равно как и ее отец. Но и тут жених оказался нерешительным, и брак расстроился.

Лучше всего об этом сказал сам Александр, который был не рад своему холостяцкому состоянию. Он написал Панину: “Рассмотрим, милостивый государь, несчастные и часто необходимые, от холостой жизни происходящие следствия, разврат нравов, удаление от добродетели, похищение невинности, забвение собственных дел и собственного домостроительства и разные подобные тому неустройства”.

Очень точно отношение Куракина к дамам охарактеризовал историк Петр Дружинин: “Не сыщется в ту эпоху в России более известного, чем князь ферлакура [вертопраха - Л.Б.] - по примерным подсчетам он имел до семидесяти детей и при этом ни разу не был женат”. В самом деле, не забавен ли этот феномен - обычно дерзкий и напористый с женщинами, он становился нерешительным и пассивным, как только речь заходила о браке!

В этом князь походил на своего титулованного деда, графа Никиту Панина, который безбрачие соединял с самым утонченным распутством. Холостяк Куракин слыл одним из самых искусных обольстителей XVIII века, и астрономическая цифра прижитых им детей-байстрюков ничуть не преувеличена. Известна судьба лишь некоторых из них, получивших потом стараниями князя потомственное дворянское достоинство и величественные родовые гербы. Это дети Куракина от некой Акулины Самойловой - Борис, Степан, Мария, а также единокровные (от других матерей) Павел, Иполлит и Александр, которым были пожалованы титулы баронов и фамилия Вревские (топоним села Александро-Врев Островского уезда Псковской губернии). Другие побочные чада Александра Борисовича - Александр (1), Александр (2), Алексей, Екатерина, Лукерья, София и Анна - стали баронами Сердобиными (от реки Сердобы Сердобского уезда Саратовской губернии, где находилось имение Куракино). Поговаривали, что сластолюбивый князь устроил на верхнем этаже своей фамильной усадьбы нечто вроде гарема. Судачили также, что Куракин не гнушался и связями с дамами самого низшего разбора - главным критерием служила здесь ему та же “сердечная страсть”, которой он так опасался в делах брачных.

Конечно же, Куракин был многогранен и интересен не только своим щегольством и эпикурейством. Александр Борисович был плоть от плоти XVIII века с его глубокими контрастами и противоречиями. Ощущая себя представителем древней фамилии, он всемерно содействовал появлению в печати своего родословия и сотрудничал с знаменитыми Николаем Новиковым, Николаем Бантыш-Каменским. С последним его связывала длительная переписка в течение сорока (!) лет, в которой обсуждались преимущественно темы на злобу дня. Опальный князь даже в ссылке живо интересовался текущей политикой, о чем свидетельствует его обширное эпистолярное наследие. Говоря о политических взглядах Куракина, приходится признать, что он, подобно Павлу, ненавидел радикальных деятелей и Французскую революцию, бичуя в своих письмах “ехидно бредящих” “филозофов нынешнего столетия”, и Александра Радищева прежде всего. Не чужд он был образованности и литературе, и сам грешил сочинительством, издав несколько книг на русском и французском языках. Князь меценатствовал, и многие словесники обращались к нему за помощью, а некоторые даже посвящали ему свои книги. Куракин покровительствовал известному автору “Душеньки” Иполлиту Богдановичу, который, кстати, подражал князю и своим франтовством (этот поэт тоже “ходил всегда щеголем в французском кафтане с кошельком на спине, с тафтяной шляпой под мышкою”). Александр Борисович был также отменным агрономом, применяя на практике, в Надеждино, знания по сему предмету и даже был принят в Вольное Экономическое Общество.

После смерти Екатерины II на Куракина словно пролился дождь чинов, наград и прочих милостей от благоволившего к нему (теперь уже императора) Павла I - гофмаршал, действительный тайный советник, вице-канцлер, кавалер всех высших российских орденов и т. д. Ему были пожалованы дом в Санкт-Петербурге, 4300 душ в Псковской и Петербургской губерниях, а затем вместе с братом он получил 20 тысяч десятин земли в Тамбовской губернии, рыбные ловли и казенные участки в Астраханской губернии и многое другое. И хотя этот головокружительный карьерный взлет “бриллиантового князя” несколько омрачила кратковременная опала, наложенная на него в 1798 году взбалмошным другом-монархом (под давлением соперничавших с Куракиным царедворцев Ивана Кутайсова и Федора Растопчина), положение его в начале 1801 года вновь упрочилось - Александр Борисович вновь стал занимать все мыслимые высшие должности-синекуры.

Вот что говорит о Куракине проницательный современник граф Федор Головкин: “Он любил блистать, не в силу заслуг или внушаемого им доверия, а своими бриллиантами и своим золотом, и стремился к высоким местам лишь как к удобному случаю, чтобы постоянно выставлять их напоказ”.

Потому чины, титулы и награды служили ему в сущности такими же атрибутами щегольства, как пышный наряд или золоченая карета.

В период правления Александра I почетных должностей у Куракина не убавилось. Он стал членом Непременного совета и управляющим Коллегией иностранных дел, затем назначен Канцлером российских орденов. С июля 1806 года он - посол в Вене, после, с 1808 года, - в Париже. В 1812 году

Александр Борисович, между прочим, предпринял попытку урегулировать русско-французские отношения и после неудачи сложил с себя обязанности посла.

В последние годы жизни он не играл заметной политической роли, оставаясь фигурой ушедшего века и - зенита своего величия - Павловского царствования. И вовсе не случайно, что именно ему было поручено разбирать бумаги покойного Павла. В память о той эпохе на почетном месте в его Надеждино длительное время висело огромное живописное полотно Мартина Фердинанда Квадаля “Коронация Павла I и Марии Федоровны в Успенском соборе Московского Кремля 5 апреля 1797 года”, где среди прочих сановников задорно щеголял своим роскошным платьем и сам “бриллиантовый князь”. То, что некогда воспринималось как особый шик и блеск, в новое Александровское царствование, с новыми идеями, дало повод сравнивать Куракина с павлином.

Возлюбивший роскошь, Александр Борисович был, однако, похоронен “без всякой пышности” в Павловске 29 августа 1818 года; на церемонии присутствовали только близкие. В их числе благоволившая к князю вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая повелела поставить памятник с барельефом князя и скромной надписью “Другу супруга моего”. Эта эпитафия обладает известной точностью: ведь в историю Куракин вошел, прежде всего, как сподвижник “Русского Гамлета”.

Лев Бердников

Из книги «Русский галантный век в лицах и сюжетах», Т.1

Зал номер. 7 Зал художника Владимира Лукича Боровиковского. Он был одним из самых известных художников Екатерининской эпохи. Умер он в 1825 памятный год. То есть он пережил из конца в конец и всю эпоху Александра Благословенного. И едва не дотянул до выступления инсургентов на Сенатской площади. Но всё равно он остался художником екатериненской эпохи.
Не так далеко от зала этого художника находится зал его ученика - Венецианова. Они были оба портретистами. Но какая разница между учеником и учителем.

Ученик нам известен благодаря его изображениям, так сказать, людей самого низшего слоя страны. Пейзанов и пейзанок. Идеалистические портреты. Даже и труд их крестьянский, тяжелый труд, представлен художником, как сплошная поэзия. Это мир весь наполненный покоем, миром и любовью. А ведь на этих портретах – одни крепостные. Его крепостные. Кто-то назовёт их рабами. И редко кого из них мы знаем по именам. А это всё были живые люди. Не вымышленные. Они были рабами своих господ.

А вот господ мы увидим на портретах Боровиковского. Это всё высший слой русского дворянства. Очень тонкий.Но именно он определял направление и развитие страны. Рафинированный. Образованный. Они все знают иностранные языки. Порою лучше, чем русский. И одеты они все на европейский манер. И у каждого имя и титул. И у каждого из них этих самых пейзанов- крепостных сотни и тысячи.

Это как два разных мира в одном государстве. Первый из них – это тот, кого мы видим на портретах Венецианова. Он питает во всех смыслах всё существование всех тех, кого мы видим на картинах Боровиковского. Всю эту раззолоченную аристократию, одетую по последней парижской моде, прекрасно говорящую по-французски, впитавшую в себя европейскую культуру до такой степени, что и на русских-то уже они и не очень похожи. И не мало не заботящуюся о существовании, образовании своих пейзан – крепостных. Прозревать на этот счёт будут только к середине века и дальше по нарастающей.

Мы все помним этот стих:«Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал? Стонет он по полям, по дорогам… » И так далее. Стонет везде. А написано это было как раз накануне отмены того самого права. Что же было с этим мужиком задолго до 1861 года. Он и тогда стонал. Правда, это не видно на картинах Венецианова, как он стонет. Но портреты хорошие. Как например один, который напоминает скорее жанровую картину. Она известна всем. Нарядно одетая, как на праздник, пейзанка весной идёт на пашне, ведя под уздцы двух коней. Прекрасно. Ну есть маленькое несоответствие. Оно и не сразу бросается в глаза. Это какого же была исполинского роста пейзанка, чтобы возвышаться над головами двух коней.
*****
Но вот когда мы вступаем в зал Боровиковского, мы погружаемся в совершенно другой мир, но всё той же страны Россия. И лица смотрящие вокруг нас в этом зале, - это все известные по тем временам лица. Родовитые дворяне, графы и графини. И князья. Иных мы знаем и сегодня. Вот, например, мы видим саму императрицу в виде такой доброй бабули, прогуливающую в Царскосельском парке свою собачку на фоне Чесменской колонны. Справа от неё – её сын и наследник, Павел первый весь в парадном одеянии и при всех регалиях. А вот слева вверху, такой красивый с надменным выражением на лице юноша. Это Платон Зубов. Для несведущих – последний фаворит (любовник) императрицы и убийца бедного Павла первого. Он нанёс ему смертельный удар золотой табакеркой в висок.

Есть здесь и двойной портрет сестёр Гагариных – двух томный музицирующих девиц. Неведомо, имел ли к ним отношение наш первый космонавт. Но он сам эту связь категорически отрицал. Есть и ещё один чудный шедевр, портрет графини Маши Лопухиной. Когда-то я с удивлением узнал, что она была родной сестрой того самого Толстого-Американца, хулигана, безобразника и бретёра, убившего на дуэлях более десятка противников. Я этому портрету посвятил отдельную статью. А на выходе из зала слева висит портрет какой-то тётки, с грубыми чертами лица, не отмеченного чертами высокого интеллекта, с каким-то чудным тюрбаном на голове. И ведь как внешность бывает обманчива. Оказывается это была известная всей Европе и у нас тоже писательница Мадам дё Сталь. Ей литературный талант оценил сам Пушкин.

Но над всем этим великолепием возвышается парадный портрет князя Куракина. Он нависает над нами. Он подавляет. Он первый, который привлекает наше внимание сразу же как только нога наша вступает в этот зал.

*****
Но сначала все-таки несколько слов о художнике. А то как-то странно получается. Говорим о живописных творениях – и ничего о его создателе. Итак, кем он был?

Боровиковский родился далеко от столиц. Родился во всем нам известном маленьком городке. Известном прежде всего благодаря Гоголю. В Миргороде он родился. Родителя его звали Лука Боровик. Он был не беден. У него было много земли. Хорошее хозяйство. А ещё он был в местной казачьей среде старшиной. У него было четверо сыновей. Все служили в Миргородском полку. Как видите, ничто не предвещало, что один из сыновей станет художником.

Но ведь ничего не получается из ничего. Отец его был ещё и богомазом. Он писал иконы для местных церквей. И детей своих научил этому делу. Это была такая семейная артель. Или семейный бизнес, выражаясь современным языком. Но юный Володя писал не только иконы. Он писал ещё и портреты. Это были уже не парсуны, но достаточно ещё реалистическая живопись, хотя и не очень умелая. И тем не менее портреты хорошо продавались клиентуре, не слишком искушенной и требовательной.

Но, конечно, это ещё не всё. Помог случай-провидец. Случай, который помог ему стать большим художником. А все потому, что Россия покорила Крым. Путин был ни при чем. При чем были генералы Суворов, Румянцев и ясновельможный князь и фаворит матушки- императрицы Потёмкин. А потом Екатерина решила посмотреть на земли, которыми приросла её империя. И отправилась она в Крым. А Потёмкин решил благоустроить её путь в далёкие края. С некоторых пор то, что было сделано им на этом пути, стали называть Потемкиными деревнями. То есть такими макетами под добротные избы-пятистенки.

А это был злостный поклёп и клевета. Доказано. Эти штуки пустили в свет несколько иностранцев, явно любовью к России не отличившимися. Эта деза гуляет и поныне. Даже и у нас. Выражение «потёмкинские деревни» и у нас тоже употребляется в значении показного благополучия, скрывающего неблаговидное положение вещей. Неправда. И я не буду утруждать себя упоминанием имён клеветников. Легко найдёте в Интернете.

Одной из деревень, лежащей на пути императрицы, был выстроенный на её пути Кременчугский дворец.В одном из залов его интерьеров на стенах находились две картины молодого художника Боровиковского. Два аллегорических изображения.

На одной из них был изображен Петр I в облике землепашца и Екатерина II, засевающая поле, а на другой - императрица в облике Минервы в окружении мудрецов Древней Греции. Чудные изображения. Может и не очень умелые, но какая мысль и воображение. Всё это получило высочайшую оценку и открыло путь в столицу. Талант нужно поддержать!

И после этого всё пошло-поехало. Талант поддержали и развили. А если бы не Крым? И генерал Суворов? А если бы путь императрицы проходил бы не по тем местам и не посетила бы она эту самую «потёмкинскую деревню», ну и остался бы молодой Боровик в своём глухом захолустье. И был бы он в лучшем случае заурядным богомазом, известность которого не вышла бы за пределы окрестных сёл. И всё. Но судьба изменила его жизненную траекторию и привела его наконец к написанию того самого портрета, который мы видим вверху.

*****
И вот здесь нам нужно теперь обратиться к личности самого князя Куракина. Этот портрет, как было уже сказано, сразу же притянет наше внимание в этом зале. Да и как и не притянуть. И не только благодаря его размером. Мы видим барина, дворянина, чьё одеяние всё в золоте усыпано бриллиантами. Блеск и великолепие. Он весь светится. Светится и лучезарной улыбкой князя. Невольно так испросишь себя, а кем же был этот сиятельный вельможа? Надпись внизу нам подскажет. Князь Александр Куракин. Как-то само собой вспомнится князь Курагин из "Войны и мира» Толстого. Но это не он. Другой. У того, что на портрете, была другая история.

И хорошо, что его физический облик донесло до нашего сознания это живописное полотно. Вот если бы не было этого портрета, а было бы только описание словом князя во всех мельчайших деталях его одеяния, даже описанное пером большого мастера, мы вряд ли могли бы его увидеть в нашем самом изобретательном воображении. А картина нам позволяет это сделать с первого же взгляда. Скажем спасибо художнику. Но и сама личность стоит того, чтобы познакомиться с ним поближе. Картина, как бы хороша она не была, нам не расскажет, что это был за человек. Ничего не скажет ни о его судьбе, ни о его истории, ни о том месте, который он занял в нашей общей истории. И вот тут для более полного понимания нам потребуется слово.

*****
В обществе его звали князь Бриллиантовый. Такое прозвище у него было. А ещё у него было и другое прозвище. Павлин. Эта птица видимо и тогда была известна в России благодаря своему пышному роскошному оперению и горделивой поступи. И для обоих этих прозвищ были очень веские основания. Все-таки меток был наш русский язык по раздаче прозвищей. Об этом писал ещё Гоголь. Вспомним:

«Выражается сильно русский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище. Каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором.»

А вот когда я показываю этот портрет и рассказываю о князе Куракине нашим французским гостям, я внутренне испытываю, не поверите, чувство смущающей меня гордости. Объяснимой гордости. Ведь перед нами такой по-французски l,echantion de l,aristocratie russe (образчик русской аристократии). Чтобы там ни говорили, но всё-таки элита общества в любой стране говорит об уровне цивилизации этой страны. Пусть даже если речь идет о самом верхнем очень тонком слое. Пусть. Но именно этот слой дал нам классическую русскую литературу, ценимую во всём мире.Её величайшие образцы, которыми мы все можем гордится. Которые сами по себе были продуктом нашей национальной культуры. И которые в то же время формировали наше национального сознания, да и весь русский мир.
*****

Посмотрим на князя ещё раз. Он одет с роскошной изысканностью. Бриллианты повсюду. Даже на застёжках его башмаков А на устах такая мягкая, добрая и снисходительная улыбка. Он знает себе цену. Да и как не знать. Один из богатейших людей России. А как образован, говорил по-французски так, как и мало кто из французов. И не только по-французски.

В течении веков культивируется цивилизационный код нации. Гении не рождаются на пустом месте. Для гения нужен плодородный слой, который культивируется долго – долго. Пушкин, Лермонтов, Толстой - всеми признанный золотой век нашей литературы. Пусть и самородки, но появиться они могут только в золотоносной руде. Они все были не только аристократы по рождению, они были аристократами духа, мира, который выстраивался веками. Вот что пишет об этом сам граф Лев Николаев Толстой:

"Я не мещанин и смело говорю, что я аристократ, и по рождению, и по привычкам, и по положению. Я аристократ потому, что вспоминать предков - отцов, дедов, прадедов моих, мне не только не совестно, но особенно радостно. Я аристократ потому, что воспитан с детства в любви и уважении к изящному, выражающемуся не только в Гомере, Бахе и Рафаэле, но и всех мелочах жизни: в любви к чистым рукам, к красивому платью, изящному столу и экипажу. Я аристократ потому, что был так счастлив, что ни я, ни отец мой, ни дед мой не знали нужды и борьбы между совестью и нуждою, не имели необходимости никому никогда ни завидовать, ни кланяться, не знали потребности образовываться для денег и для положения в свете и тому подобных испытаний, которым подвергаются люди в нужде. Я вижу, что это большое счастье и благодарю за него Бога, но ежели счастье это не принадлежит всем, то из этого я не вижу причины отрекаться от него и не пользоваться им".

Князь Куракин отличался не только тем, что носил вот то, что мы видим на портрете. Он был и видным государственным деятелем. Он был членом Государственного совета. Он был сенатором. Там слева в глубине мы видим здание Сената. На парадных портретах нет ничего случайного. Вот и справа мы видим мраморный бюст. Мы узнаем черты императора, несчастного Павла первого. И бюст здесь тоже совсем не случаен. Куракин ещё мальчиком рос и воспитывался вместе с будущим наследником трона Павлом Петровичем.

Как это получилось? Панин был воспитателем великого князя Павла, наследника престола. Его мама, или для всех прочих - матушка императрица, разрешила взять на совместное воспитание с будущим наследником престола маленького Сашу Куракина. Вот благодаря этому счастливому обстоятельству они стали друзьями. Да даже ещё и больше. Представьте, он называл царя-императора Павлушей. Однажды Павлу ещё в бытность Екатерины понадобились деньги. Большие деньги. И друг его Саша Куракин заложил своё имение, чтобы дать ему требуемую сумму. Такое не забывается.

А вот дальше дела пошли плохо. Екатерина, когда Павел был уже большим, невзлюбила его. Он ей платил тем же. Легко понять, почему. Павел не мог не знать, каким образом мамуля стала императрицей. Перешагнула через труп его папеньки. И право наследования было за ним, за Павлом. Какая уж тут любовь.

И к тому же Павел был масоном. И Куракин тоже вступил в это братство вольных каменщиков. А масонов не очень любили в России, начиная с самой Екатерины. Что это за братство, рассуждала она. Почему оно какое-то тайное? И что это за цели, которые они ставят перед собой? Чего вообще-то они хотят? На них смотрели с естественной подозрительностью. И даже прозвище дали такое оскорбительное. Фармазон. То есть, просто хуже некуда.

И вполне вероятно, что Павел масоном стал именно благодаря воспитанию масона Панина. Из-за этого Екатерина уволила его, отстранила от воспитания. Но Павел всегда учителя уважал до самой его кончины. Он поставил ему памятник в церкви Святой Магдалины в Павловске.

Принимали в братство не так просто. Не было такого – захотел и взяли. Был торжественный ритуал посвящения в вольные каменщики. Все было обставлено с торжественной мрачностью. Как это происходило, – читаем Льва Толстого. Те страницы, которые описывает этот ритуал таинственный, даже жутковатый, которому был подвергнут один из главных героев романа – Пьер Безухов. Вот и Куракин прошёл через это.

И это всё тот же Панин поспособствовал тому, чтобы молодой Куракин продолжил образование за границей. Это он оттуда, из Германии туманной привез учености плоды. И всё тот же Панин оплатил его образование. 13 тыс. руб в год. Очень большие деньги. Добрый человек. Благодаря ему молодой князь получил блестящее европейское образование.

Там же в Берлине Александр знакомится с самим германским императором Иосифом Вторым. И вот, что тот о нем пишет:

«Князь Куракин, сопутствующий Их Высочествам по чувству личной преданности, состоит при них уже в течение многих лет. Это человек любезный, и с обращением высшего общества». И там же в Германии он вступает в ряды вольных каменщиков.

И здесь же в недрах этой полумистической организации он сделал стремительную карьеру. Он посвящён в члены Мальтийского масонского ордена В 1801-1803 годах князь входил в состав Священного Совета Ордена, занимая должность великого бальи, а в 1802 году даже временно руководил Советом. То есть и там он был совсем не пешкой.

А сам Павел первый? А он в 1798 г. принял Мальтийский Орден под свое верховное руководство, а в ноябре возложил на себя достоинство великого магистра Ордена. Изображение мальтийского креста было внесено в наш государственный герб, а сам крест включен в систему высших российских орденов. Павел был очень горд этой наградой

А Павел совсем не случайно решил стать Магистром Мальтийского ордена. Тщеславен был. И его тщеславие простиралось очень далеко и широко. Вы удивитесь, но он хотел взять под свое господство и протекторат ещё и католический мир. Ну и Саша Куракин решил последовать в этом предприятии за своим другом детства и покровителем по жизни. Павел первый был веротерпим.
И поэтому совсем не случайно мы видим изображения Мальтийского ордена на груди князя и на его мантии, лежащей слева. И бюст Павла первого украшен тем же орденом.

Светская карьера А. Куракина была тоже блестящая. Он как и все мальчики дворянского происхождения был записан в гвардию чуть ли не с рождения. Вспоминаем пылкого влюблённого Петрушу Гринёва. В 14 лет ему пожалован чин камер – юнкера. Поди плохо. А через три года он уже в Сенате. А в 20 лет, представьте, он действительный камергер и предводитель петербургского дворянства.

*****
Но масонство даром не прошло для Куракина. Еще при жизни императрицы он попал в опалу. Как было уже сказано, Екатерина не любила масонов. Уже одно наименование этого ордена напрягало императрицу. Это что ещё за новости. Это какие такие вольные! Вольнодумство! Хотя вроде бы каменщики не должны были никак угрожать основам государства. Это общество было удивительно веротерпимым. Например, тот же Павел перевёл старообрядство на легальное положение. В масонство мог вступить и христианин, и иудей, и мусульманин. А главное по их уставу Братство должно было быть абсолютно лояльным властям. Это был императив. Но все-таки. Что это за организация с неясными целями и непонятной идеологией. В государстве должна быть лишь одна идеология. И это идеологией могла быть только она сама, монархиня-императрица. И никакой другой. И потом, что это за подозрительные сборища-собрания у этих каменщиков? Всегда тайные. Бог знает, о чём они там говорят. Запретить! Степень её неприязни к братству проявился в одном печальном факте для архитектуры Москвы.Вот эта история.

*****
Всем москвичам известно Царицыно. Прекрасный дворцовый ансамбль. Недавно приведенный в порядок и отреставрированный. И в каком чудном красивейшем природном ландшафте он расположился. Сегодня здесь находится так называемый музей-заповедник Царицыно. Я любил и люблю эти места особенно зимой. Я ходил часто туда на лыжные прогулки. По истине царские места и вы это чувствуете, как только вы вступаете в его пределы. Чудные виды. Они очаровали меня. И не только меня, но и Екатерину Вторую.

А случилось это так. Поехала в 1775 г. матушка в Коломенское. Впервые. Не могла она не знать, что выстроил там некогда рядом с крутым склоном Москва-реки Алексей Михайлович дворец невиданной красоты. Весь из дерева. Говорили, восьмое чудо света. Как не посетить его императрице. Посетила. И осталась очень разочарована от увиденного. Дворец был. Никуда не исчез. Но вот одряхлел очень, почти руины. Полное запустение. Конечно можно было бы и поправить. Да вот только денег пришлось бы потратить немерено. А казна государственная – это вам не бездонная бочка. Словом, снесли дворец. Сегодня вам на этом месте покажут только контуры дворца.

Не в лучшем настроении возвращалась она в Москву. А путь её пролегал как раз по краям, названные потом Царицыно. Может быть и намеренно повез её туда светлейший князь Потёмкин. Там находилось поместье Кантемира. И Потёмкин хорошо знал это поместье. Оно называлось так простенько Черная Грязь. Вот и приехала в эту самую Грязь императрица. Восхитилась и без промедления и не торгуясь купила её у Кантемира. И дала даже за него больше, чем тот просил. 25 тысяч рублей дала. Сегодня такую сумму мигрант получит за работу дворником. А тогда это были деньги. И всё тот же Потёмкин предложил переименовать поместье в Царицыно. Понятно, почему.

Сама императрица по этому поводу написала следующее: « Мое новое владение я назвала Царицыно и, по общему мнению, это сущий рай. На Коломенское никто теперь и смотреть не хочет. Видите, какой свет! Ещё не так давно все восхищались местоположением Коломенского, а теперь все предпочитают ему новооткрытое поместье».

А потом царица поручила Василию Баженову построить здесь дворец. Другой наш знаменитый архитектор, Матвей Казаков, был уже занят строительством Петровской путевого дворца, который и ныне находится на Ленинградском проспекте. Тоже шедевр и чудо архитектуры. А вот с дворцом в Царицино всё было не так просто.

Баженов дворец построил. Вложил в его строительство весь свой талант, воображение и душу. Когда не хватало денег, он вкладывал и свои деньги. А потом были смотрины. Главная заказчица прошла с суровым, даже мрачным лицом по анфиладам роскошного дворца. Её слово: Всё дрянь. Лестницы узки, потолки низки и тяжелы, будуары темны. И приказ: «Ученить изрядные поломки». То есть снести дворец. Монарший гнев был ужасен. Главный архитектор, прежде любимый - в опале. Его заменит его ученик – Матвей Казаков.

А всё почему? А потому что Баженов был масоном. А у Екатерины был уже большой зуб на этих вольнодумных каменщиков. Она усмотрела в пышном псевдоготическом декоре дворца мистические знаки масонства. Всё это даже назвали «архитектурным справочником» масонской символики 18 века». Какая наглость. Всё снести.
*****
Вот и князь Куракин был подвергнут опале. Фармазон, ну о чём здесь ещё можно говорить. Он был удалён от трона и сослан в свое имение со всем своим пышным гардеробом. Имение его называлось Борисоглебское. Опальный хозяин переименовал его в Надеждино. Это был такой душевный порыв, связанный с надеждой вернуться в Петербург. Но и там он оставался таким же со всем своим европейски лоском русского разлива. У него был роскошный дворец. Он обустроил его по образцу самых изысканных европейских Дворов.

Архитектором надеждинского особняка был известный Джакомо Кваренги. Но покои и три фасада были спроектированы самим князем. Его трехэтажный дом-дворец с торжественным портиком включал в себя 80 комнат, облицованных алебастровыми массами различных цветов. Покои украшала дорогая, редкой красоты и изящества мебель. Богатая картинная галерея содержала несколько сот полотен первоклассных мастеров. Вокруг особняка был разбит английский сад, высились деревянные храмы Дружбы, Истины, Терпения, Благодарности, павильон-галерея “Вместилище чувствий вечных”, памятники-обелиски монархам; в зеленой траве бежали тропинки, названные именами родственников и друзей князя.

Куракина при своей усадьбе открыл школу живописи, а затем ещё музыкальную школу, в которой проводили занятия парижские музыканты. Был им создан домашний театр, роговой и бальный оркестры; учреждена богадельня. Его биограф пишет так: “Роскошь, которую он так любил и среди коей всегда жил, и сладострастие, к коему имел всегдашнюю склонность, размягчали телесную и душевную его энергию, и эпикуреизм был виден во всех его движениях. Никто более князя Куракина не увлекался удовольствиями наружного тщеславия”.
Опальный князь провел в своём имении не мало лет. То есть до кончины Екатерины. А дальше… А дальше он вернулся в Петербург с милостивого разрешения друга детства.

Очень скоро он становится тайным советником. Получает ордена Св. Владимира и Андрея Первозванного. То есть, высшие госнаграды. И всё от друга детства. Ему жалуют дом в Петербурге А ещё в день коронации 4 тыс душ. Вот как раз в эти времена и был сделан этот портрет. Посмотрите – он весь светиться счастьем и самодовольством.

О степени близости князя к императору говорит, например, следующий факт. Он присутствовал на последней вечерней трапезе с Павлом. в Михайловском замке. Через несколько часов Павел будет убит заговорщиками в том же замке. А потом ему же было поручено разбирать бумаги покойного государя. Нет,он разумеется не был среди заговорщиков. Он даже не потерял своего влияния при дворе. Он стал управлять Коллегией иностранных дел. То есть, по теперешнему стал министром иностранных дел.

Да, его звали «павлином». И было за что. Но, повторяю, он был добрым человеком. Все знали о его близости к Павлу и обращались к нему со всякими просьбами, молили о его ходатайстве. И никогда не получали отказа. Вот что пишет по этому поводу поэт Козловский:

Один ли я тебе обязан?
Тобою многие живут!
Тебе в сердцах мы зиждим троны:
Ах, благодарности законы
И самые злодеи чтут.

Он хорошо потрудился на дипломатическом поприще. Славно потрудился. А чем занимаются на этом поприще? Какая сверхзадача существования, опуская детали, любого дипломата? Она та же, что и у военных. Мы помним все эту фразу. Родину защищать! Во все времена и при любых режимах.

И при этом он, князь Куракин, выполнял иногда весьма деликатные поручения. Например, вот такое. Его монаршей волей направили в Вену в 1806 году с очень щекотливым поручением. Он должен со всей максимальной деликатностью отговорить Франца второго от сватовства к одной из сестёр Александра первого. Наш император ещё искал сближения с Францией. В следующем году при его посредничестве состоялась историческая встреча двух императоров в Тильзите. Действительная историческая, В Париже не далеко от Триумфальной арки находится улица Тильзит.

Тут вот есть одна занятная деталь. А вы знаете, как сегодня называется этот город, бывший Тильзит? Нет вы не знаете. Как не знают этого и французы. А я задавал им этот вопрос. Никто и никогда не ответил. Так вот я вам скажу. Только вы держитесь за стул. Называется он Советск. Вы представляете! По-настоящему эту улице в Париже следовало бы переименовать в Советская! Не хило. Да ведь есть же прецедент. В том же Париже есть и площадь Сталинград. Хотя мало кто в мире, кроме нас, знает, как город ныне называется. По мне, так это просто позорящий нас абсурд.

Но вернёмся к князю Бриллиантовому. После этой встречи состоявшейся на плоту посередине реки Неман, стороны разошлись весьма удовлетворённые переговорами. И этому немало поспособствовал Князь. Наполеон, получив русский орден Андрея Первозванного, вместе с Телейраном настоятельно просили прислать Куракина к ним послом России. И Александр внял этой просьбе. Стал наш «Павлин» русским полпредом в Париже. Пребывал он в этой должности вплоть до 1812 года.

Куракин предупреждал Александра уже с 1810 года во многих донесениях, что война с Францией была неизбежна. Он пытался урегулировать отношения между нашими странами. И была серьёзная встреча с Наполеоном в Сен- Клу, дворец – резиденция короля в предместье Парижа. Дипломатия оказалась бессильной. После вторжения посол вернулся в Россию. А что ему оставалось там делать.

Князь Куракин доказал известную мысль Пушкина о том, что «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»
Он был не только тонким дипломатом, но и глубоким стратегом. Вот что он пишет в своем послании императору. Заметим, что пишет он это ещё до начало войны с Наполеоном:

«Лучшая система этой войны - это избегать генерального сражения и сколько возможно следовать примеру малой войны, применяемой против французов в Испании; и стараться затруднениями в подвозе припасов расстроить те огромные массы, с какими идут они на нас».

А вот что он пишет уже после начала войны, покидая Париж:

: «Я питаю твердую надежду, что Ваше Величество, вооружившись мужеством и энергией, и опираясь на любовь своих подданных и на неизмеримые ресурсы Вашей обширной империи, никогда не отчаетесь в успехе и не положите оружия иначе, как выйдя с честью из борьбы, которая решит славу Вашего царствования и неприкосновенность и независимость Вашего царства. Невозможно, чтобы ввиду явной опасности, русские показали бы менее твердости и преданности, чем испанцы».

*****
А ведь ещё совсем недавно он поражал парижан своею расточительностью. Ну просто граф Монте-Кристо. Да ещё и круче. Князь брильянтовый. А какие костюмы. Посмотрите ещё раз на портрет. Ведь он одевался так не только для позирования. Это была его повседневная форма одежды. Он ездил по улицам Парижа в золоченой карете. Сегодня такие мы можем увидеть только в Оружейной палате. А при нём была многочисленная дворня. И не только в Париже. И в его имении Надеждине. Просто повторение царского двора. И среди его дворовых были не только крепостные, но и мелкие дворяне.

А ещё он ввел в моду не только во Франции, но и во всей просвещённой Европе особую форму сервировки стола. Её даже называли service a la russe Блюда стали подавать в порядке их расположения в меню. Ранее была servise a la francaise по принципу «всё сразу»

А вы знаете, однажды такой его костюм спас ему жизнь. Не больше не меньше. Случилось это в Париже. Был бал, данный австрийским послом 1 –го июля 1810 года по случаю свадьбы Наполеона с Марией – Луизой. Пожар и началась паника. Безумная толпа бросилась к дверям. Погибло в том кошмаре 20 человек. Погибла и жена австрийского посла. Представьте это жуткое зрелище. Князя сбили с ног. Его топчут ногами, вот такого всего разодетого. Его богато украшенный камзол защитил князя от высокой температуры. Вот что пишет по этому поводу очевидец:

« Куракин очень обгорел, у него совсем не осталось волос, голова повреждена была во многих местах, и особенно пострадали уши, ресницы сгорели, ноги и руки были раздуты и покрыты ранами, на одной руке кожа слезла как перчатка. Спасением своим он отчасти был обязан своему мундиру, который весь был залит золотом; последнее до того нагрелось, что вытаскивавшие его из огня долго не могли поднять его, обжигаясь от одного прикосновения к его одежде.» Он провёл несколько месяцев в постели. Словом, спасибо, что живой.

*****
А как с личной жизнью у князя Бриллиантового? Вот тут не всё просто. Ведь он был масоном. И не простым. Он был балья Мальтийского ордена. А это значит, по уставу этого ордена он должен был соблюдать обет безбрачия. Что не исключает того факта, что намерения женится, особенно в молодости, у него были. И дамы сердца у этого рыцаря были всё не из простых.

Впервые он возжелал жениться, когда ему было 22 года. Его пассия была Варвара Шереметева. Фамилия известная и сегодня. Она была внучкой фельдмаршала Шереметева, а также так удачно и первая красавица в Москве. И очень богатая. Но не случилось. Слишком молод был жених и нерешителен. Красавица графиня вышла замуж за графа А. К. Разумовского.

А потом ещё одна попытка. И на этот раз знаменитость. Дочь Дашковой Анастасия Михайловна. На это раз тётушка его не одобрила выбор. Властная была тётя.

И ещё была одна невеста. Ещё одна графиня. Елизавета Гавриловна Головкина. Она была правнучка канцлера Головкина. Но эта сама вовсе не имела желания выходить замуж. Так и умерла незамужней, прожив долгую жизнь.
Потом была иностранка. Шведская графиня Эвой София фон Ферзен. Остались много писем, свидетельствующие об их страстном романе. И опять не случилось. Везде напрасные хлопоты. Обидно-с.

Но не надо думать, что он был так уж чужд женскому полу. Ничто человеческое ему было не чуждо, как выразился бы Карл Маркс. Да ещё и как не чуждо. Да, вынужденный целибат по канону масонскому ставил серьёзную препону. Но в этом уставе ничего не сказано о вероятных внебрачных связях. И вот тут-то князь наш был о-го-го. И о нём можно было бы сказать:

Ещё любил он женщин
И знал средь них успех,
Победами увенчен,
Он жил счастливей всех.

Подержитесь ещё раз за стул. У него было 70 детей от дам всех сословий и положений. Посмотрите на этого мужчину разодетого в золото. Наплодил бастардов просто умопомрачительно. Семьдесят. И все могли ему сказать «добрый, милый папочка».

Словом, Александр Борисович Куракин взял от жизни всё! И даже более того. Всю жизнь прожил в неописуемой роскоши. Роскошь была его натурой и естеством. Он принадлежал к высшему слою дворянства и аристократии. А похоронен был без всякой пышности. Скончался он в 1818 году на 67 году жизни. Я невольно думаю, что никакие богатства в мире не спасут от одного для всех конца. И с собой ведь туда не возьмёшь вот этого роскошного одеяния, сплошь усеянного бриллиантами. Даже и в двух пинжаках, как говорят ныне, в гроб не положат. И ради чего жил? Если всё кончается вот так?

Но я не соглашусь с этим печальным выводом. Главное – он не делал в жизни зла. Никому. Это уже много. Пусть он и любил роскошь, и поесть вкусно он тоже любил, любил обставить своё существование со всем возможным удобством. И женщин он тоже любил. А это святое. Но ведь и дал жизнь стольким человеческим существам. А сколько его потомков живут и поныне. А скольким многим он помог при жизни. Он был добрым человеком. И большим патриотом, отстаивая наши интересы на дипломатическом поприще умело и достойно. И сам собою за границей он являл высокий уровень культуры и образованности страны, из которой он приехал.

В последние годы он жестоко страдал от подагры, которая, как он выражался ему «вошла в правую руку и заняла обе ноги» И тем не менее давал блистательные балы в своём просторном доме в Питере. И в Москве у него был особняк. На него можно посмотреть и сегодня. Его адрес Старая Басманная 7. Он очень много времени проводил в Павловске у порфироносной вдовы матери – императрицы Марии Фёдоровны.

Он умер в Веймаре, куда поехал на воды, но похоронен был в павловской церкви Марии Магдалины близ С.-Петербурга. Вспомним, что и Чехов умер в Германии, но покоится на Новодевичьем кладбище в Москве. На памятнике, поставленном у входа в храм Мария Федоровна повелела начертать: «Другу супруга моего». Вот и всё.
*****

Нет, не всё. Вот остался ещё вот этот портрет. Их было много, портретов князя. Тщеславен был. Но этот портрет Боровиковского самый лучший и самый известный.

А что такое портрет? Это ведь только изображение, только видимость. И больше ничего. Особенно, если сегодня мы совсем ничего не знаем о том, кого мы видим на портрете. Хорошо если одно имя уже что-то скажет. И мы в этом случае будем только искать соответствие между нашим отношением уже сложившимся к личности на полотне, с тем, как его нам преподносит художник.

Ну а если этого сложившегося отношения нет? А есть только то, что показал нам художник. Как тут быть? А таких случаев в Третьяковской галереи много. Наверное надо сопровождать портрет хотя бы краткой биографической справкой. Да и её будет недостаточно. И при всём при том портрет этот и сам по себе хорош. И скажем за это спасибо художнику Боровиковскому.