Силуэты пушкинской эпохи. - М. : Аграф, 1999. - 320 с. - (Литературная мастерская). - С. 37-42.

Баратынский Евгений Абрамович
Родился: 7 (19) марта 1800 года.
Умер: 29 июня (11 июля) 1844 года.

Биография

Евгений Абрамович Баратынский - великий русский поэт, переводчик. Одна из самых ярких и в то же время загадочных и недооценённых фигур русской литературы.

Детство и юность

Евгений Баратынский происходил из польского шляхетского рода Боратынских, в конце XVII века выехавшего в Россию. Боратынский - фамилия от замка Боратынь в Галиции.

Дед поэта, Андрей Васильевич Баратынский (ок. 1738-1813) - помещик, титулярный советник; в молодости служил (от чина рядового до поручика) в полку Смоленской шляхты. Бабушка - Авдотья Матвеевна, урождённая Яцына (или Яцинина), дочь помещика села Подвойского, перешедшего в семью Баратынских как приданное.

Отец, Абрам Андреевич Баратынский (1767-1810) - отставной генерал-лейтенант, участник Русско-шведской войны (1788-1790), состоял в свите императора Павла Первого, был командиром Лейб-гвардии Гренадерского полка и инспектором Эстляндской дивизии. Мать, Александра Фёдоровна (урождённая Черепанова; 1776-1852) - дочь коменданта Петропавловской крепости Фёдора Степановича Черепанова (ум. до 1812) и его супруги Авдотьи Сергеевны (ок. 1746 - ок. 1814); выпускница Смольного института, фрейлина императрицы Марии Фёдоровны.

В 1796 году Абраму Андреевичу и его брату Богдану Андреевичу Павел I пожаловал большое поместье с двумя тысячами душ - Вяжля, в Кирсановском уезде Тамбовской губернии; где и родился будущий поэт.

В марте 1804 года Абрам Андреевич с женой и детьми перебрался из села Вяжля во вновь отстроенное имение Мара, неподалёку в Кирсановском уезде. В усадьбе Мара проходило раннее детство Баратынского.

Дядькой у Евгения был итальянец Джьячинто Боргезе, поэтому мальчик рано познакомился с итальянским языком. Также владел французским, принятым в доме Баратынских , - писал на французском письма с восьми лет. В 1808 году Баратынского отдали в частный немецкий пансион в Петербурге для подготовки к поступлению в Пажеский корпус, там он познакомился с немецким языком.

В 1810 году умер Абрам Андреевич, и воспитанием Евгения занималась мать, умная, добрая, энергичная, но и несколько деспотичная женщина, - от её гиперлюбви поэт страдал до самой женитьбы.

В конце декабря 1812 года Баратынский поступил в Пажеский корпус - самое престижное учебное заведение Российской империи, имевшее целью предоставить сыновьям знатных дворянских фамилий возможность достижения военных чинов I-III класса. В письмах матери Евгений писал о своём желании посвятить себя военно-морской службе.

До весны 1814 года всё обстояло благополучно. Потом успеваемость и поведение Баратынского становятся неровными. Внутреннее сопротивление корпусным порядкам приводит его к оставлению весной 1814 на второй год.

Компания товарищей, в которую попал Баратынский в корпусе, развлекалась весёлыми проделками, досаждая начальникам и преподавателям, создав под влиянием «Разбойников» Шиллера «Общество мстителей».

Мысль не смотреть ни на что, свергнуть с себя всякое принуждение меня восхитила; радостное чувство свободы волновало мою душу…

В конце концов, в феврале 1816 года расшалившиеся подростки украли у отца соучастника (он сам предоставил ключ) пятьсот рублей и черепаховую табакерку в золотой оправе, накупили сладостей.

Это происшествие привело к исключению Баратынского из корпуса, к изменению всей линии жизни и к тяжёлой психотравме, отразившейся на его стихах: одно из драгоценных свойств его поэзии - особый призвук тайной печали.

После исключения из корпуса шестнадцатилетнему Баратынскому было запрещено поступать на государственную службу, кроме военной солдатом.

Покинув столицу, Баратынский несколько лет жил или с матерью в Маре, или у дяди, брата отца, отставного вице-адмирала Богдана Андреевича Баратынского, в Смоленской губернии, в селе Подвойском.

В деревне дяди Баратынский нашёл небольшое общество весёлой молодёжи, начал писать стихи (интерес к литературному творчеству появился у него ещё в Пажеском корпусе). Подобно многим другим людям того времени он писал французские куплеты, но до нас дошли и русские стихи от 1817 года (по словам В. Я. Брюсова, ещё слабые).

Военная служба

В начале 1819 года Баратынский поступил рядовым в Лейб-гвардии Егерский полк.

Один раз меня поставили на часы во дворец во время пребывания в нём покойного государя императора Александра Павловича. Видно, ему доложили, кто стоит на часах: он подошёл ко мне, спросил фамилию, потрепал по плечу и изволил ласково сказать: «Послужи!».

Приятель по корпусу Креницын познакомил Баратынского с бароном Дельвигом. Как дворянин Баратынский имел бо́льшую свободу, чем простые нижние чины. Вне службы ходил во фраке, жил не в общей казарме. С Дельвигом они сняли небольшую квартирку и на пару сочинили стихотворение:

Там, где Семёновский полк, в пятой роте, в домике низком, Жил поэт Боратынский с Дельвигом, тоже поэтом. Тихо жили они, за квартиру платили немного, В лавочку были должны, дома обедали редко…

Егерский полк в то время занимал Семёновские казармы на Звенигородской улице (позже названные Староегерскими).

Через Дельвига Баратынский быстро сошёлся и с Пушкиным. По словам Вяземского,

это была забавная компания: высокий, нервный, склонный к меланхолии Баратынский, подвижный, невысокий Пушкин и толстый вальяжный Дельвиг.

Тогда это были просто талантливые, беспокойные юноши, которые всё время говорили о поэзии, и каждый искал в ней свой путь.

Пушкин, Дельвиг, Баратынский - русской музы близнецы.

Пётр Вяземский Баратынский познакомился с Кюхельбекером (Кюхлей), Гнедичем и другими литераторами, начал печататься: послания «К Креницину», «Дельвигу», «К Кюхельбекеру», элегии, мадригалы, эпиграммы. Он посещал дружеские поэтические вечера (позже описанные в «Пирах»), салон Пономарёвой, литературные «среды» Плетнёва, «субботы» Жуковского.

К 1819 году Баратынский вполне овладел поэтической техникой. Его стихотворения стали приобретать то «необщее выражение», которое впоследствии он сам признавал главным достоинством своей поэзии. Своими лирическими произведениями Баратынский быстро занял видное место среди поэтов-«романтиков».

В январе 1820 года Баратынский был произведён в унтер-офицеры и переведён из гвардии в Нейшлотский пехотный полк, стоявший в Финляндии в укреплении Кюмени и окрестностях. Полком командовал подполковник Георгий Алексеевич Лутковский - родственник Баратынского.

Жизнь в Финляндии, среди суровой природы и вдали от общества, усилила романтический характер поэзии Баратынского, придав ей сосредоточенно-элегическое настроение. Финляндские впечатления вылились в нескольких его лучших лирических стихотворениях («Финляндия», «Водопад»). С особенной яркостью отразились они в первой поэме Баратынского «Эда» (1826), о которой Пушкин писал:

…произведение, замечательное своей оригинальной простотой, прелестью рассказа, живостью красок и очерком характеров, слегка, но мастерски означенных.

Первоначально Баратынский вёл в Финляндии спокойную, размеренную жизнь. Его общество ограничивалось двумя-тремя офицерами, которых он встречал у полкового командира. Баратынский живёт на правах близкого человека в доме Лутковского, дружит с командиром роты Николаем Коншиным, пишущим стихи, имеет возможность съездить в Петербург, его тяготит не служба, а противоречивость положения, в котором он оказался. Баратынский ожидает перемены судьбы, которую может принести офицерский чин.

Позже он подружился с адъютантами генерал-губернатора Финляндии А. А. Закревского Николаем Путятой и Александром Мухановым. Путята, дружба с которым сохранилась у Баратынского на всю жизнь, описал внешний облик поэта, каким он увидел его впервые: "Он был худощав, бледен, и черты его выражали глубокое уныние".

В период службы в Финляндии Баратынский продолжает печататься. Его стихи выходят в альманахе Бестужева и Рылеева «Полярная Звезда».

Поэтов-декабристов не вполне устраивали стихи Баратынского, так как в них отсутствовала социальная тематика и чувствовалось влияние классицизма. Вместе с тем самобытность Баратынского не вызывала сомнений. Рано проявившаяся склонность к изощрённому анализу душевной жизни доставила Баратынскому славу тонкого и проницательного «диалектика».

Осенью 1824 года, благодаря ходатайству Путяты, Баратынский получил разрешение состоять при корпусном штабе генерала Закревского в Гельсингфорсе. Там Баратынский окунулся в бурную светскую жизнь. Он увлекается женой генерала Аграфеной Закревской, у которой позже был роман и с Пушкиным.

Эта страсть принесла Баратынскому много мучительных переживаний. Образ Закревской в его стихах отразился неоднократно - прежде всего в образе Нины, главной героини поэмы «Бал», а также в стихотворениях: «Мне с упоением заметным», «Фея», «Нет, обманула вас молва», «Оправдание», «Мы пьём в любви отраву сладкую», «Я безрассуден, и не диво…», «Как много ты в немного дней». В письме к Путяте Баратынский пишет:

Спешу к ней. Ты будешь подозревать, что я несколько увлечён: несколько, правда; но я надеюсь, что первые часы уединения возвратят мне рассудок. Напишу несколько элегий и засну спокойно.

И тут же писал:

Какой несчастный плод преждевременной опытности - сердце, жадное страсти, но уже неспособное предаваться одной постоянной страсти и теряющееся в толпе беспредельных желаний! Таково положение М. и моё.

Из Гельсингфорса Баратынский должен был вернуться в полк в Кюмень. Туда весной 1825 года Путята привёз ему приказ о производстве в офицеры. По словам Путяты, Баратынского это «очень обрадовало и оживило».

В конце мая Баратынский из Роченсальма заказывал в Гельсингфорсе через Муханова голубые эполеты с вышитой шифровкой «23» (номер дивизии). Вскоре Нейшлотский полк был назначен в Петербург для несения караульной службы. Полк выступил в поход и 10 июня был в столице - прапорщик Баратынский возобновил свои литературные знакомства.

В сентябре Баратынский возвращается с полком в Кюмень. Он съездил ненадолго в Гельсингфорс и, получив известие о болезни матери, 30 сентября 1825 года уехал в отпуск в Москву. В Финляндию Баратынский больше не вернулся.

Из письма Баратынского Путяте известно, что ещё в ноябре 1825 года из-за болезни матери Баратынский был намерен перевестись в один из полков, стоявших в Москве. 13 ноября в доме Мухановых Баратынский познакомился с Денисом Давыдовым, который убедил его выходить в отставку, предлагая своё участие. 10 декабря Давыдов писал Закревскому с просьбой, в случае прошения от Баратынского, решить без промедления.

Поэт

В Москве Баратынского ждут тяготы освоения светской жизни. Он пишет Путяте:

Сердце моё требует дружбы, а не учтивостей, и кривлянье благорасположенья рождает во мне тяжёлое чувство… Москва для меня новое изгнание.

Денис Давыдов ввёл Баратынского в дом своего родственника отставного генерал-майора Льва Николаевича Энгельгардта (Давыдов был женат на племяннице генерала Софье Николаевне Чирковой). Вскоре Баратынский женился на старшей дочери Энгельгардта Анастасии (1804-1860). Венчание состоялось 9 июня 1826 года в церкви Харитония в Огородниках.

Его жена не считалась красавицей, но была умна, имела тонкий вкус. Её нервный характер доставлял много страданий Баратынскому и способствовал тому, что многие друзья от него отдалились.

Известность Баратынского началась после издания в 1826 году его поэм «Эда» и «Пиры» (одной книжкой, с предисловием автора) и первого собрания лирических стихотворений в 1827 году - итог первой половины его творчества. В 1828 году вышла поэма «Бал», в 1831 году - «Наложница» («Цыганка»).

Поэмы отличались замечательным мастерством формы и выразительностью изящного стиха, не уступающего пушкинскому. Их было принято ставить ниже лирических стихотворений Пушкина, однако по современному мнению Александра Кушнера, написанные раньше «Пиры» Баратынского «опередили на полшага „Евгения Онегина“». Кушнер отмечает необыкновенно живой, лёгкий и «правильный» слог в «Пирах», от которого Баратынский потом намеренно отойдёт.

Баратынский был общим молчаливым согласием признан одним из лучших поэтов своего времени и стал желанным вкладчиком лучших журналов и альманахов, несмотря на то, что критика отнеслась к его стихам поверхностно. Литературные враги кружка Пушкина (журнал «Благонамеренный» и др.) нападали на якобы «преувеличенный романтизм Баратынского». В то же время, в поэме «Эда» часть современников не нашла ожидаемого «высокого романтического содержания» и «высокого романтического героя».

Брак принёс Баратынскому материальное благополучие и прочное положение в московском свете. В семейной жизни постепенно сгладилось всё, что было в нём буйного, мятежного. В 1828 году он писал Путяте:

Живу тихо, мирно, счастлив моею семейственною жизнью, но… Москва мне не по сердцу. Вообрази, что я не имею ни одного товарища, ни одного человека, которому мог бы сказать: помнишь? с кем мог бы потолковать нараспашку…

В 1828 году Баратынский поступил на гражданскую службу в Межевую канцелярию с чином коллежского регистратора (соответствовал его армейскому чину прапорщика), в 1830 году получил следующий чин губернского секретаря, в 1831 вышел в отставку и больше не служил - занимался управлением имениями и поэзией.

В Москве Баратынский сошёлся с князем Петром Вяземским, с кружком московских литераторов: Иваном Киреевским, Николаем Языковым, Алексеем Хомяковым, Сергеем Соболевским, Николаем Павловым. Но общается Баратынский преимущественно с Вяземским, иногда бывает в салоне Зинаиды Волконской, печатается в альманахе Дельвига «Северные Цветы» и журнале Полевого «Московский Телеграф».

В 1831 году Киреевский предпринял издание журнала «Европеец». Баратынский написал для него, между прочим, рассказ «Перстень» и драму. Также готовился вести в «Европееце» полемику с журналами. Когда «Европеец» был запрещён, Баратынский писал Киреевскому:

Я вместе с тобой лишился сильного побуждения к трудам словесным… Что делать!.. Будем мыслить в молчании и оставим литературное поприще Полевым и Булгариным.

К работе над прозой подталкивал Баратынского Вяземский, при поддержке Киреевского. Однако дальнейшие, после «Перстня», опыты Баратынского в прозе не были доведены до конца и остались неизвестны.

После запрещения «Европейца» и до 1835 года Баратынским было написано всего несколько стихотворений (напечатано только два, в альманахе Смирдина «Новоселье» в 1833 году). В это время Баратынский редактирует старое, готовит свои стихи к изданию.

В 1835 году вышло второе издание стихотворений Евгения Баратынского в двух частях. Издание представлялось Баратынскому как итог его литературной работы. Он думает, что больше уже ничего не напишет.

После подавления восстания декабристов Баратынский, в отличие от Пушкина, считает невозможной для поэта близость к власти и участие в государственной политике. Уйдя в частную жизнь, он жил то в Москве, то в своём подмосковном имении Мураново (приданное жены), то в Казани, много занимался хозяйством. По переписке Боратынского конца 30-х - начала 40-х годов о нём создаётся впечатление, как о рачительном хозяине и заботливом отце. В Мураново он построил дом, переоборудовал мельницу, завёл лесопилку, насадил новый лес. Анастасия Львовна родила ему девятерых детей.

Изредка он ездил в Петербург, где в 1839 году познакомился с Михаилом Лермонтовым, не придав этому значения. В обществе был ценим как интересный и иногда блестящий собеседник.

Баратынскому были свойственны неумение и нежелание производить впечатление, быть в центре внимания, застенчивость, отсутствие заботы о своей биографии и эффектном поведении. Внутреннее целомудрие и сдержанность выгодно отличали его от других авторов, громко заявляющих о своих правах. Вяземский вспоминал о Баратынском:

Едва ли можно было встретить человека умнее его, но ум его не выбивался с шумом и обилием…

Придя окончательно к убеждению, что «в свете нет ничего дельнее поэзии», Баратынский тем не менее писал мало. Он долго работал над своими стихотворениями и часто коренным образом переделывал уже опубликованные.

В поэзии Баратынского 30-х годов появляются новые черты. Он часто обращается к архаизмам, к опыту поэтов не карамзинской традиции, стихи его становятся более риторичными, торжественно-скорбными. Печать лиризма, свойственного русской элегии 1810-1820-х годов, нежный, трогательный тон, весомые эмоциональные эпитеты позднее были отброшены. Неторопливость лирических жалоб сменилась лапидарностью, придающей некоторую сухость самому переживанию.

Теперь Баратынский борется с той «лёгкостью», накатанностью поэтического стиля, для которых так много сделал вместе с Пушкиным в начале 20-х годов. В поздних редакциях появились и точные детали, в первой редакции «Финляндии» (1820) нет начальных строк о «гранитных расселинах» - были «гранитные пустыни». Сравнение окончательной редакции «Эды» («Стихотворения Евгения Баратынского», 1835), с первоначальной (1826) показывает последовательное стремление поэта отойти от романтической коллизии, стремление к прозаизации, к совершенной простоте. Современники, в основном, не оценили этой работы и досадовали на Баратынского за то, что он лишал свои ранние стихотворения привычной лирической окраски.

Будучи истинным поэтом, Баратынский не был по сути литератором. Для того, чтобы писать что-либо, кроме стихов, ему нужна была внешняя причина. Так, по дружбе к юному Андрею Муравьёву он сделал прекрасный разбор сборника его стихов «Таврида» («Московский телеграф», 1827), в котором высказал соображения, звучащие как собственный творческий принцип:

Истинные поэты потому именно так редки, что им должно обладать в то же время свойствами, совершенно противоречащими друг другу: пламенем воображения творческого и холодом ума поверяющего. Что касается до слога, то надобно помнить, что мы для того пишем, чтобы передавать друг другу свои мысли; если мы выражаемся неточно, нас понимают ошибочно или вовсе не понимают: для чего ж писать?..

Затронутый критикой своей поэмы «Наложница», Баратынский написал «антикритику», в которой также есть мысли о поэзии и искусстве вообще.

Люди, лично знавшие Баратынского, говорили, что его стихи далеко не вполне «высказывают тот мир изящнаго, который он носил в глубине души своей».

Излив свою задушевную мысль в дружеском разговоре, живом, разнообразном, невероятно-увлекательном, исполненном счастливых слов и многозначительных мыслей, Баратынский часто довольствовался живым сочувствием своего близкого круга, не заботясь о возможно-далёких читателях.

В сохранившихся письмах Баратынского немало острых критических замечаний о современных ему литераторах, которые он никогда не пытался напечатать. Интересны замечания Баратынского о том, что он считал слабым или несовершенным у Пушкина. Впоследствии это дало основания некоторым авторам к обвинению Баратынского в зависти к Пушкину.

Чудовищные обвинения в сальеризме, в зависти к Пушкину, предъявленные Баратынскому посмертно недобросовестными любителями скользких предположений, могли возникнуть только потому, что пошлость всегда опирается на собственный опыт и не способна и не хочет понять истинных причин и побуждений.

Александр Кушнер Предполагается, что в стихотворении «Осень» Баратынский имел в виду Пушкина, когда говорил о «буйственно несущемся урагане», которому всё в природе откликается, сравнивая с ним «глас, пошлый глас, вещатель общих дум», и в противоположность этому «вещателю общих дум» указывал, что «не найдёт отзыва тот глагол, что страстное земное перешёл».

Известие о смерти Пушкина застало Баратынского в Москве в те дни, когда он работал над «Осенью». Баратынский бросил стихотворение, и оно осталось незавершённым.

Память

Улицы имени Баратынского:
- на юге посёлка Бактин (Новый), в Октябрьском районе Томска (с 1999 года);
- в городе Рассказово Тамбовской области;
- в посёлке Ашукино Пушкинского района Московской области;
- в Донецке;
- в Кривом Роге;
- переулок в Уссурийске.

Государственный музей Баратынского в Казани, ул. Горького, 25.
Памятник в Тамбове, в сквере на пересечении улиц Куйбышева, Мичуринской и Пензенской, был торжественно открыт 12 октября 2011 года.
Библиотека имени Баратынского в Тамбове (филиал № 22 ЦБС).
Имя поэта носит центральная районная библиотека Умётского района Тамбовской области.
Комната-музей в имении Мара (с. Софьинка).
Школа имени Баратынского села Софьинка (Мара) Умётского района Тамбовской области; в школе музей.
В вузах и библиотеках Тамбовской области проводятся научные чтения и научно-практические конференции, посвящённые Баратынскому; в школах - «часы поэзии», в художественных музеях - выставки.
С 1984 года в селе Софьинка ежегодно проводятся дни поэзии (литературно-музыкальные праздники) Е. А. Баратынского.
Постоянная выставка, посвящённая Е. А. Баратынскому в Кирсановском районном музее.

Баратынский (вернее Боратынский), Евгений Абрамович – поэт, род. 19 февр. 1800 г., ум. 29 июня 1844 г. Происходил из знатного и древнего рода поляков герба Корчак. Отец его, генерал-адъютант и сенатор, был близким лицом к императору Павлу , который пожаловал ему 1000 душ в Тамбовской губернии, где и род. Евгений Абрамович в селе Вяжле, Кирсановского уезда. Мать его, Александра Фёдоровна, фрейлина императрицы Марии Фёдоровны, урождённая Черепомова, окончила Смольный институт и считалась женщиной весьма образованной. Ей пришлось самостоятельно руководить первоначальным воспитанием сына, так как отца он лишился в очень раннем возрасте. Евгений Абрамович на всю жизнь сохранил горячую привязанность к матери, что видно из его писем. Немалое влияние в детстве оказал на поэта дядька его, Джачинто Боргезе. Его рассказы о Риме, Неаполе, Колизее, храме Святого Петра, вызвали стремление в ребенке посетить Италию. Желание это Евгений Абрамович исполнил только на закате своих дней. И там, в Италии, за две недели до смерти, Баратынский вспоминал рассказы своего дядьки в стихотворении, посвященном его памяти.

12-ти лет Баратынский был отвезен в Санкт-Петербург, в немецкий пансион и вскоре переведен в пажеский корпус, откуда четыре года спустя (апрель 1816 г.) был исключен, с запрещением поступать в какую либо службу, кроме военной, и то не иначе, как рядовым. Слишком строгое наказание за юношеские проступки сильно отразилось на характере и мировоззрении Баратынского. Меланхолический тон и разочарование являются характерной особенностью почти всех его произведений. По словам поэта, в это трудное для него время его поддержали мать и дядя, которые сумели понять его угнетенное состояние и ободрить Баратынского, готового решиться на самоубийство.

Портрет Евгения Баратынского, 1826

Он уехал в деревню. Годы, проведённые там, благодетельно подействовали на него, и в 1819 г. Баратынский поступил рядовым в егерский гвардейский полк, в Петербурге. Кэтому же времени относятся его первые шаги на литературном поприще. Он вступает в тесную дружбу с Дельвигом , близко сходится с Пушкиным , Плетневым, Гнедичем и отчасти с Жуковским . Первые литературные опыты Баратынского были напечатаны в журнале «Благонамеренный» Измайлова.

В 1820 г., в чине унтер-офицера, Баратынский переводится в Нейшлотский полк, стоявший тогда в Финляндии. Жил он сначала в укреплении Кюмени (1820 – 24 г.), а затем несколько месяцев в Гельсингфорсе. Командир полка Лутковский, старинный друг родных Баратынского, обходился с ним как с близким знакомым. Баратынский жил в отдельной квартире и, благодаря дружбе с адъютантом генерал-губернатора С. М. Путятой, был принят в обществе. Тем не менее, Баратынский тяготился своим положением. Хлопоты о производстве в офицеры все затягивались и только весною 1825 г. последовало, наконец, давно ожидаемое производство. Пребывание в Финляндии оказало значительное влияние на творчество Баратынского; оно усилило меланхолический тон его произведений. Наибольшею известностью из них пользуется поэма «Эдда» (1825-26) и стихотворение «Финляндия». В 1825 г., произведенный в офицеры, Баратынский мог выйти в отставку и переселиться на житье в Москву. Но и здесь, очутившись снова среди родни, друзей и лучших представителей современной литературы и журналистики, Баратынский жалеет о своем финляндском уединении. Даже впоследствии, в лучшую пору своей литературной деятельности, Баратынский пишет: «этот край (Финляндия) был пестуном моей поэзии. Лучшая мечта моей поэтической гордости состояла бы в том, чтобы в память мою посещали Финляндию будущие поэты».

Через год после переселения в Москву, в 1826 г., Баратынский женился на Настасье Львовне Энгельгардт, девушке очень образованной, одаренной тонким критическим умом. Как выразился сам Баратынский, он нашел в ней человека, «ободрявшего сочувствием к вдохновению». Баратынский попробовал служить в межевой канцелярии, но скоро оставил службу и жил в деревне у матери, Вяжле, или у себя в подмосковном Муранове. Продолжая заниматься литературой, он не только поддерживал свои старые связи с Пушкиным, Дельвигом, Плетневым, Жуковским и Вяземским , которому посвятил последний сборник своих стихов – «Сумерки», но и приобрел новых друзей: Дениса Давыдова , Дмитриева , Киреевских , Языкова , Хомякова , Павлова. Он был хорошо знаком и с издателем «Московского Телеграфа», Полевым , который вообще недолюбливал кружок аристократов-литераторов, но для Баратынского делал исключение. К этому периоду деятельности Баратынского надо отнести двепоэмы «Бал» (1827) и «Цыганка» (1830).

После них Баратынский занялся исключительно лирикой. Семейная жизнь, хозяйство, которому он ревностно предавался в деревне, постепенно отвлекали Баратынского от литературной деятельности, хотя 1835 г. может быть назван одним из плодовитейших годов его поэтической жизни. Со смертью Дельвига (1831), а затем и Пушкина, Баратынский все более и более удалялся от прежних литературных знакомств, не завязывал новых, все более погружался в интересы личной жизни. В 1839 г., во время краткого пребывания в Петербурге, в обществе лучших представителей литературы, он почувствовал только скуку и желание вернуться домой. Живя в деревне, Баратынский познакомился с положением крестьян и стал горячо сочувствовать отмене крепостного права. После манифеста 1842 г. он пишет: «у меня солнце в сердце, когда думаю о будущем».

Поэты России ХХ век. Евгений Баратынский

Осенью 1843 г. Баратынский с женой и старшими детьми (всего их было девять) отправился за границу. Исполнилась мечта его юности. Письма Баратынского из-за границы полны искреннего восторга. Сначала он побывал в Германии, а зиму 1843-44 г. провел в Париже. Здесь он вращался в разных сферах: и в салонах Сен-Жерменского предместья и в литературных кругах. Так, познакомился с Мериме , Нодье, Тьери, Сен-Бевом, Ламартином , Гизо , и, по просьбе некоторых из них, перевел на французский язык (прозою) около 15 своих стихотворений. Весною 1844 г. поэт поехал в Марсель, а оттуда в Неаполь. Морское путешествие вдохновило Баратынского написать одно из лучших его стихотворений – «Пироскаф ». Италия привела поэта в восторг, но недолго пришлось ему прожить там, – 22 июня 1844 г. он скоропостижно скончался. Через год тело Баратынского было перевезено в Спб. и погребено на кладбище Александро-Невской лавры, недалеко от могил Гнедича и Крылова . На памятнике имеется медальон с барельефным изображением поэта, а под ним две строки из стихотворения «Отрывок»:

«В смиреньи сердца надо верить
И терпеливо ждать конца».

Отзывы Булгарина и особенно Сомова в «Сыне Отечества» после первого издания 1827 г. – восторженные. Между тем, уже в 1834 г. Белинский писал: «теперь даже и в шутку никто не поставит имени Баратынского подле имени Пушкина». В 1842 г. вышел последний сборник Баратынского «Сумерки». Эта книжка, по словам Лонгинова, «произвела впечатление привидения, явившегося среди удивленных и недоумевающих лиц, не умеющих дать себе отчета в том, какая это тень и чего она просит». Смерть Баратынского прошла также совершенно незаметно.

Портрет Евгения Баратынского, 1826

Главная причина кратковременности успеха Баратынского лежала в отсутствии оригинальности и в однообразии его произведений. Все, что он мог дать, он дал в период своего пребывания в Финляндии. Подобно Пушкину, Баратынский увлекался байронизмом. Герои эпических произведений его сильно напоминают героев Байрона или Пушкина первой поры его развития. Но Пушкин пошел дальше, Баратынский же ничего не мог создать, кроме туманных и неопределенных образов мечтательных и разочарованных героев, Все последующие произведения Баратынского – повторения первых опытов.

Основная причина бессодержательности музы Баратынского лежит 1) в отсутствии оригинального самобытного творчества и 2) в двойственности его натуры. Он не умел ничему отдаться всецело. Размышление и анализ убивало непосредственное творчество и всем произведениям придавало какую-то искусственность. Пушкин совершенно справедливо назвал его Гамлетом . Эта гамлетовская раздвоенность заставляла его вечно колебаться между диаметрально противоположными воззрениями на жизнь, и его стихотворения противоречат одно другому. Сам Баратынский пишет о себе: «Какой несчастный дар – воображение, слишком превышающее рассудок! Какой несчастный плод преждевременной опытности – сердце, жадное счастья, но уже не способное предаться одной постоянной страсти и теряющееся в толпе беспредельных желаний!» Сознание своего бессилия и изломанности тяготило Баратынского, что видно из его писем: «во мне веселость – усилие гордого ума, а не дитя сердца. С самого моего детства я тяготился зависимостью и был угрюм, был несчастлив. В молодости судьба взяла меня в свои руки. Все это служит пищею гению; но вот беда: – я не гений». По поводу «Бориса Годунова », Баратынский пишет Пушкину: «Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русск. поэзию на ту степень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один, что он совершил один, а наше дело – признательность и удивление!»

Поэты России ХХ век. Евгений Баратынский

Однако несомненные достоинства Баратынского состоят в следующем: 1) он, безусловно, один из немногих поэтов-мыслителей, философов. Почти все его стихотворения полны серьезных и глубоких мыслей. Стихи Баратынского – поэтические изложения самых серьезных философских тем. 2) У Баратынского всегда хорошо и строго обработана форма. Поэзия его образна, полна сравнений, уподоблений, а между тем ясна и сжата. Несколькими строками он выражает целое мировоззрение. Примером может служить великолепное стихотворение на «Смерть Гёте», где так отчётливо и красиво выражены все задачи поэзии.

Некоторые видные литераторы оценивают творчество Баратынского необычайно высоко. Так, например, Иосиф Бродский неоднократно высказывал мнение, что оно стоит выше пушкинского.