Цикл повестей « Вечера на хуторе близ Диканьки» - представляет во всей красе живописную картину украинской жизни 17-18 веков. Период, в который Гоголь создавал свой шедевр, был самым счастливым в жизни автора, полного впоследствии воплотившихся грандиозных литературных планов. Наряду с всенародным признанием, цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки» получил высокую оценку гениального литератора современности - Александра Сергеевича Пушкина.

История создания

Детство Гоголя прошло в одном из живописнейших мест Украины - на Полтавщине, в селе Диканька. С давних времен об этом месте ходило множество фантастических слухов и легенд. Отголоски детских впечатлений во всей полноте отразились в ряде повестей Гоголя, составивших собою единый цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки». В 1829 году автор начал работу над произведением, а в 1831-1832 годах цикл был издан и высоко оценен литературным сообществом. Отдельные повести цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» претерпели множество театральных постановок и экранизаций.

Анализ произведения

Описание произведения

Каждая из частей предваряется ироничным повествованием мнимого автора - пасечника Рудого Панька.

Сорочинская ярмарка. Повесть о смекалистом щеголеватом хлопце Грицке, который завоевал право жениться на богатой панночке Параске своей хитростью и находчивостью. Действие сопровождается красочным описанием ярмарки и отличается особым сатирическим живописанием образов некоторых героев.

Вечер накануне Ивана Купала. Жутковатое повествование, окутанное мистическим колоритом, гласит о том, что неправедно добытое богатство не приносит счастья его обладателю.

Майская ночь или Утопленница. Эта повесть отчасти перекликается сюжетом с «Сорочинской ярмаркой». У молодого козака Левка есть возлюбленная девушка Ганна. Чтобы воссоединиться с будущей невестой, хитрому парубку приходится обращаться к помощи мистической девушки - утопленницы Панночки.

Пропавшая грамота. Повесть пронизана фантастическим колоритом с элементами живого гоголевского юмора. Дед, у которого украли грамоту, деньги, коней и шапку, с помощью крестного знамения выигрывает краденое в карты у ведьмы.

Ночь перед Рождеством. И снова история женитьбы простого и смекалистого хлопца на прекрасной панночке. Кузнец Вакула добивается любви богатой сельской красавицы Оксаны. Свое счастье они обретают не без помощи нечистой силы. Тронутая простодушием кузнеца, царица, дарит вожделенные черевички для будущей невесты кузнеца.

Страшная месть. Рассказ, написанный в эпическо-повествовательном стиле. Жуткая история козацкого атамана Данилы Бурульбаша и его жены Катерины, вынужденной сделать страшный выбор в отношении своего отца-чародея. В финале повести колдун сполна расплачивается за свои страшные злодеяния.

Иван Федорович Шпонька и его тетушка. Единственная чисто бытовая сатирическая зарисовка о мелком помещике, пытающемся заполучить свое наследство. Единственная незавершенная повесть гоголевского цикла.

Заколдованное место. Рассказ о злых шутках нечистой силы. Фантасмагорическая история о поисках и обретении «клада» в заколдованном месте.

Главные герои

Герои цикла делятся на несколько групп:

• молодые парубки, обладающие как простодушием, так хитростью и смекалкой - Грицко, Левко и Вакула;
• прекрасные панночки, родители которых очень придирчиво относятся их будущим женихам - Параска, Ганна, Оксана;
• комические персонажи показанные во всей полноте гоголевского юмора - Пацюк, Чуб, Шпонька и др.;
• нечистая сила, проделки которой часто наказывают героев некоторых рассказов цикла(Петрусь, Дед из последней повести) за их страсть к богатству, а иногда нечисть становится помощником хитрых и смекалистых персонажей в достижении их цели.

Структура произведения

Композиционно произведение представляет собой 8 повестей, расположенных в двух книгах (по 4 повести в каждой). Введением в красочный мир украинской жизни является предисловие мнимого издателя Рудого Панька, которое предваряет каждую из книг.

Подлинная поэзия, увиденная автором в жизни и преданиях украинского народа, разворачивается в самых разнообразных ее проявлениях: бытовые сцены современной жизни, исторические предания и фантастические народные легенды. Обилие фантасмагорических сцен призвано придать большую контрастность добру и злу, борьбе христианского начала и чертовщины.

Итоговый вывод

Творчество Гоголя представляет собой особую ценность - описанная с большой любовью личность простого человека ничуть не умаляется присутствием сатиры. Многие герои описаны с изрядной долей доброго юмора, почерпнутого автором в реальной жизни украинских крестьян того времени. Самобытность стиля, поэтический талант к живописанию природных красот малороссийского села, лиричность и добрый смех делают гениальный цикл молодого писателя подлинным шедевром мировой литературы

Повести, изданные пасичником Рудым Паньком

Часть первая

Предисловие

Если говорить о первых книгах Николая Гоголя, и при этом исключить из упоминания поэму "Ганц Кюхельгартен", которая была напечатана под псевдонимом, цикл Вечера на хуторе близ Диканьки - это первая книга Гоголя, которая состоит из двух частей. Первая часть цикла была опубликована в 1831 году, а вторая в 1832 году.

Коротко многие называют этот сборник "Вечерами Гоголя". Что касается времени самого написания этих произведений, Гоголь писал Вечера на хуторе близ Диканьки в период 1829-1832 годы. А по сюжету эти повести как будто бы собрал и издал пасичник Рудый Панько.

Краткий анализ цикла Вечера на хуторе близ Диканьки

Цикл Вечера на хуторе близ Диканьки интересен тем, что происходящие события переносят читателя из века в век. Например, "Сорочинская ярмарка" описывает события XIX века, откуда в XVII век читатель попадает, переходя к чтению повести "Вечер накануне Ивана Купала". Далее повести "Майская ночь, или утопленница", "Пропавшая грамота" и "Ночь перед Рождеством" касаются времени XVIII века, а затем следует снова XVII век.

Обе части цикла Вечера на хуторе близ Диканьки объеденены рассказами деда дьяка Фомы Григорьевича, который событиями своей жизни будто совмещает прошедшие времена, настоящие, быль и небыль. Однако говоря об анализе Вечером на хуторе близ Диканьки, стоит сказать, что Николай Гоголь не обрывает на страницах своего цикла течение времени, наоборот, время сливается в духовное и историческое целое.

Какие повести входят в цикл Вечера на хуторе близ Диканьки

Цикл включает в себя две части, в каждой из которых по четыре повести. Обратите внимание, что на нашем сайте в разделе Краткие содержания вы можете в простой форме в короткие сроки ознакомиться с кратким содержанием каждой повести, входящей в цикл Вечера на хуторе близ Диканьки.

К тому же каждое краткое содержание сопровождает краткое описание произведения с указанием даты его написания, характерных особенностей и времени прочтения самого краткого изложения.

Предисловие

«Это что за невидаль: «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Что это за «Вечера»? И швырнул в свет какой-то пасечник! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника дотащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».

Слушало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет – батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка, посмотреть – дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!..» Я вам скажу… Да что говорить! Мне легче два раза в год съездить в Миргород, в котором вот уже пять лет как не видал меня ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот великий свет. А показался – плачь не плачь, давай ответ.

У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасечник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), – у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, – тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалека, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум… Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать чтобы совсем. На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом – подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.

Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загадывать загадки или просто нести болтовню. Боже ты мой! Чего только не расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут! Но нигде, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у пасечника Рудого Панька. За что меня миряне прозвали Рудым Паньком – ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно. Бывало, соберутся накануне праздничного дня добрые люди в гости, в пасичникову лачужку, усядутся за стол, – и тогда прошу только слушать. И то сказать, что люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. Да, может, иному, и повыше пасичника, сделали бы честь посещением. Вот, например, знаете ли вы дьяка диканьской церкви, Фому Григорьевича? Эх, голова! Что за истории умел он отпускать! Две из них найдете в этой книжке. Он никогда не носил пестрядевого халата, какой встретите вы на многих деревенских дьячках; но заходите к нему и в будни, он вас всегда примет в балахоне из тонкого сукна, цвету застуженного картофельного киселя, за которое платил он в Полтаве чуть не по шести рублей за аршин. От сапог его, у нас никто не скажет на целом хуторе, чтобы слышен был запах дегтя; но всякому известно, что он чистил их самым лучшим смальцем, какого, думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу. Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего балахона, как то делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху. А один из гостей… Ну, тот уже был такой панич, что хоть сейчас нарядить в заседатели или подкомории. Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдет рассказывать – вычурно да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападет. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких! Фома Григорьевич раз ему насчет этого славную сплел присказку: он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него – лопатус, баба – бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и – хвать его по лбу. «Проклятые грабли! – закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, – как же они, черт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!» Так вот как! Припомнил и имя, голубчик! Такая присказка не по душе пришлась затейливому рассказчику. Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, – и всё ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: «Не мечите бисер перед свиньями»… «Быть же теперь ссоре», – подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий книш с маслом. Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того чтоб показать шиш, протянулась к книшу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку. Еще был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нем) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. Я нарочно и не помещал их сюда. Еще напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости господи, как черта, все станут бояться. Пусть лучше, как доживу, если даст бог, до нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей. Меж ними, статься может, найдете побасенки самого пасичника, какие рассказывал он своим внукам. Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, – лень только проклятая рыться, – наберется и на десять таких книжек.

Не могу я в канун Рождественских и новогодних праздников не вспомнить об этом фильме.
Для меня этот фильм - воспоминания о детстве.

Экранизацию классика русской литературы Николая Гоголя осуществил классик отечественной киносказки Александр Роу. Без музыки, плясок и прочего мракобесия, зато близко к тексту, со смешными ужасами, спецэффектами и замечательно сыгранными персонажами.

В ролях-

Эта история о любви, в которой смешалось все, что может привидеться в ночь перед Рождеством. На тихом украинском хуторе Диканька в рождественскую ночь происходит масса удивительных событий. Девушке захотелось туфли, да не какие-нибудь, а чтоб как у самой царицы!

Кузнец Вакула, добиваясь благосклонности от гордой панночки, оседлал самого черта и отправился в Петербург, чтобы там выпросить у самой царицы черевички для своей любимой. В то же время в селе коварная кокетка Солоха (мать Вакулы) с трудом справляется с потоком ухажеров, зачастивших к ней в гости. У черта тоже свои виды: когда-то Вакула нарисовал черта так, что даже в аду над ним смеялись, и теперь нечистый мечтает заполучить бессмертную душу кузнеца. Много чудес и невероятных историй ждет жителей Диканьки в ночь перед Рождеством. Впрочем пересказывать Гоголя, может либо сам Гоголь, либо Александр Роу.

«Вечера…» - несомненная удача. «Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой.» Так писал Пушкин о первой книге Гоголя, и мы отважимся утверждать, что фильм произвел бы на великого поэта столь же благоприятное впечатление - в первую очередь, благодаря точному попаданию актеров в образы.

Кузнец Вакула (Юрий Тавров) - серьезный и основательный, но влюбленный до робости. Первая, дипломная, роль Юрия стала чинным, можно сказать, триумфальным шествием справного, воистину гоголевского парубка по экранам и сердцам миллионов. Ведь и полвека спустя другого Вакулу как-то и представлять не желается. Равно как и прочих отождествленных с гоголевскими героями актеров из плеяды А. Роу.

Красавица Оксана (Людмила Мызникова) – кокетливая и веселая. Александр Артурович Роу увидел Мызникову, 19-летнюю студийку, в коридоре киевской киностудии (ее позвали представители «Беларусь-фильма» на пробы) и тут же пригласил на роль Оксаны в фильм "Вечера на хуторе близ Диканьки". Между Роу и Людмилой на съемках сложились очень теплые отношения, режиссер по-отечески опекал молодую актрису.

Чуб, отец Оксаны (Александр Хвыля) - солидный и важный, настоящий почтенный отец. Солоха, мать Вакулы (Людмила Хитяева) – эффектная деревенская ведьма, любящая мужиков и горилку, на месте «доброй бабы» Солохи никого, кроме Людмилы Хитяевой, невозможно и представить.

И, конечно же, главный персонаж - черт в исполнении Георгия Милляра. Нос пятачком, хвостик крючком, ужасно обаятельный и проказливый. «Самый обыкновенный черт» - одна из лучших ролей Георгия Милляра.

Сьёмки происходили на Кольском полуостров в марте 1961 года. До этого в Мурманской области снимали другие северные регионы страны, снимали Сибирь, Дальний Восток. Но Украину!!! На это надо было отважиться.

Вчитаемся в дивные, почти поэтические строки классика: «Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле».

Где найти похожую натуру? Роу обнаружил ее под Кировском. В поселке «13-й километр» за несколько дней возвели «настоящую» малоросскую деревушку. Белые хаты и плетни тонули в сугробах пушистого снега, поодаль прогуливались, перешучиваясь меж собой, парубки и гарные дивчины, среди которых находились и участвовавшие в массовке кировские рабочие, студенты, самодеятельные артисты. Вот разве что дым не шел из труб, а в остальном - все было натурально.

И в повести, и в процессе создания кинокартины больше всех досталось черту. В него перевоплотился Георгий Милляр, к тому времени уже прочно известный всему населению страны как «народная Баба-яга Советского Союза». По Гоголю его и бьют, и используют в качестве гужевого транспорта, и окунают в прорубь. Милляр был «любимчиком» Роу, его близким другом, и режиссер хотел, насколько возможно, пожалеть актера.

Сцену с прорубью планировали делать в павильоне, но Георгий Францевич запротестовал. Поэтому снимали вживую, на взаправдашнем заполярном водоеме. Выдержавшему несколько дублей в ледяной воде Милляру впору было присваивать звание «моржа». Кроме того, костюм черта ему поначалу сшили меховой, чтобы не простудился. Но он стеснял движения, и Милляр попросил изготовить другой костюм - холодный, но легкий и обтягивающий. В нем и работал. И, как всегда в этом фильме - сложнейший грим. Снова гумоза, пластикаты. И при этом живое, подвижное лицо. За артистом водился еще один грешок - страсть к словесному хулиганству, за что он сам себя называл "Стариком Похабычем". Например, актера Анатолия Кубацкого, игравшего Панаса в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", прозвал Поносом, он то декламировал фривольные стишки, то придумывал такие афоризмы, от которых юные костюмерши заливались краской.

В декабре 1961 года в большом зале Дворца культуры комбината «Апатит» состоялся общественный просмотр нового фильма. Кировчане стали первыми его зрителями. Оказывается, что спецэффекты и театрализованные премьерные показы созданы совсем не в нашем 21 веке. Очевидцы рассказывают, что в далеком 1961 году на премьере «Вечеров на хуторе близ Диканьки» устроили такую чертовщину, что сегодняшним креативщикам и не снилось! По фойе Дома бегали настоящие черти и забрасывали зрителей настоящими бутафорскими снежками.

Картину представляли специально приехавшие на премьеру второй режиссер В. Д. Лосев и Чуб - он же Александр Хвыля. Отзывы о картине жителей горняцкого города, многие из которых к тому же увидели на экране себя, были восторженными. Единственным, кто решился добавить ложку дегтя в бочку меда, стал врач В. Яновский, отметивший, что «на общем хорошем фоне фильма проскальзывают мелочи, которых могло и не быть.

Например, в мешках у кузнеца Вакулы хранился древесный уголь, но вылезший из одного из них казак Чуб оказался чистым, а Голова после пребывания в мешке стряхивает с себя что-то серое, удивительно похожее на пыль апатитового концентрата. А о черевичках можно сказать, что размеры и форма их все-таки не соответствуют сказочным - выглядят они слишком большими». Но в целом лента была принята чрезвычайно тепло, о чем свидетельствует и отзыв газеты «Кировский рабочий», поместившей подборку материалов о картине под общим заголовком «Очень хороший фильм!».

С названием фильма у Роу возникли проблемы. В СССР даже само слово «Рождество» не только писалось с маленькой буквы, но и как бы не одобрялось для употребления. Поэтому забавно, что именно в разгар хрущевской антирелигиозной кампании начала 60-х годов при экранизации «Ночи перед Рождеством» режиссёром-сказочником Александром Роу было выбрано общее заглавие ранних гоголевских повестей.

По всей видимости, постановщик был вынужден усилить в трактовке рождественской язвительной фантасмагории Гоголя, прежде всего, образы дьяка, сыгранного Сергеем Мартинсоном и явно эксцентрического чёрта в исполнении Георгия Милляра. Теперь уже трудно сказать, что подверглось новой редакции в 1970 году, поскольку мы уже имеем дело с исправленной копией, которую, кстати, ныне любят показывать на телевидении именно на Рождество.

Но достаточно подробное воспроизведение в фильме давних рождественских ритуалов, включая обряд колядования и народного веселья, поданных с юмором, как раз удивляет, если принять во внимание, что в 1961 году показ сцен празднования всё-таки религиозного торжества, пусть и в национальном преломлении, вполне мог быть воспринят властями в качестве любования и прославления якобы отживших традиций.

Фильм был восстановлен в 1970 году и представлен в цвете.

Крылатые фразы-
*"Повесился!
-Утопился!
-Нет, повесился!"

*"Мы, брат, будем с царицею толковать про свое!"

Интересный факт-
В процессе изучения гоголевского текста, режиссер-постановщик спектакля «Ночь перед Рождеством» в Пермском ТЮЗе Владимир Гурфинкель обнаружил некоторые неточности, которые использовал Александр Роу.
«Когда Вакуле в руки попались черевички, он воскликнул: «Боже мой, да в таких черевичках, неужели вы ходите на лед ковзаться?» (скользить, значит)», - говорит Владимир Гурфинкель. - «Получается, если проанализировать текст Гоголя, то наша дорогая царица подарила ему коньки».